Авторы сценария Г.Арбузова, С.Говорухин, В.Железников
Режиссер А.Прошкин
Оператор С.Юриздицкий
Художники А.Толкачев, В.Ермаков
Композитор В.Мартынов
Звукооператоры Ю.Рейнбах, А.Хасин
В ролях: В.Машков, Матеуш Даменцкий, Каролина Грушка, С.Маковецкий,
В.Ильин, Ю.Беляев, Н.Егорова, О.Антонова, П.Зайченко и другие
НТВ-ПРОФИТ при участии Госкино России
Россия
2000
Международная премьера "Русского бунта" А.Прошкина прошла в рамках 50-го МКФ в Берлине, где эта картина представляла российский кинематограф в официальном конкурсе. Фильм не получил призов, даже утешительных, но нельзя не отметить, что он не стушевался в престижной компании очень дорогих картин мирового уровня, демонстрирующих, помимо художественного качества, еще и супертехнологии, которые нам не по карману. Тем не менее, снятые Сергеем Юриздицким многофигурные композиции, зимние пейзажи, дворцовые интерьеры и пленэры смотрелись фирменно. Пластичная камера в большой мере взяла на себя функцию современного рассказчика пушкинской повести. О художественном качестве очередной экранизации "Капитанской дочки" будут, разумеется, спорить, но это наши, внутренние проблемы, фестивальная же публика воспринимала картину с уважительным интересом. Может, кто-то и знал, что "Пушкин -- это наше все", но большинство простодушно внимало сказочно-романтической истории, рассказанной вдохновенно, а временами захватывающе. В кулуарах говорили, что Сергей Маковецкий гениально сыграл Швабрина. Во всяком случае, его портрет с собственноручной подписью был помещен в портретной галерее звезд, посетивших Берлинале в год золотого юбилея.
История отечественных экранизаций насчитывает четыре периода. До 1917 года кинематограф адаптировал литературные произведения к уровню немого кино, безмерно их примитивизируя, но иногда рождая выдающиеся ленты вроде "Пиковой дамы" Протазанова. "Революционный" этап длился от коммунистического пришествия до начала 60-х и проходил под знаком переосмысления русской литературы с "пролетарской" точки зрения. Экранизаторы не только перелицовывали классические тексты, но и откровенно объявляли о том, что делают. Через сорок лет Пырьев, берясь за экранизацию "Идиота", заявил, что для него важен "страстный и горестный протест писателя против уродств буржуазного уклада", тогда как для "психологического углубления в область болезней тела и духа", то есть для "достоевщины", в его фильмах места нет. Словом, классиков попросту лоботомировали.
С начала 60-х все более решительно дает о себе знать другой подход, ключевыми понятиями которого были "популяризация классического наследия", "воспроизведение классики на экране", "кинематографический эквивалент литературного произведения" и "адекватное (подсказанное текстом) прочтение". Нелепость умножения сущностей никого не смущала. Появилась целая популяция "охранизаторов" классики, которая клеймила ее экранизаторов за действительные или мнимые отступления от первоисточника.
Безусловно, появление охранно-консервативной идеологии знаменовало стагнацию советской культуры раньше, чем наступил так называемый застой.
Собственно говоря, "адекватное кинематографическое прочтение текста" -- выразительный пример "ложного понятия", поскольку при межсемиотических переводах действует критерий Гейзенберга-Бора: всякий перевод, приближаясь к оригиналу в одном аспекте, неминуемо удаляется от него в другом аспекте.
Антисоветская революция 1986-1991 годов поставила на повестку дня очередное переосмысление классики. Этот процесс был обусловлен желанием, во-первых, реанимировать на экране религиозные и сексуальные аспекты русской литературы, не замечаемые или извращаемые советским кино (тут особенно пригодились И.Бунин и, как ни странно, Л.Андреев), и, во-вторых, найти в ее интенциях или в ее материале ту бесовщину, которая в конце концов привела к победе большевизма. Непревзойденным образцом подобного обращения с первоисточником была постановка Борисом Бланком "Трех сестер", где сестры стали нимфоманками, а Тузенбах с Соленым -- гомосексуальной парой.
Но вот пришла очередь пушкинской "Капитанской дочки". Отечественный кинематограф до нынешнего дня обращался к пушкинской повести трижды -- в 1914, 1928 и в 1958 году. О первой экранизации -- Г.Либнева под названием "Емелька Пугачев" -- я нашел лишь упоминание вкупе с замечанием, что пугачевцы были изображены там злодеями и убийцами. Вторая постановка -- Ю.Тарича по сценарию В.Шкловского -- представила пугачевский бунт народным восстанием крестьян против помещиков, самозванца (Б.Тамарин) -- народным героем, Швабрина (И.Клюквин) -- военспецом, примкнувшим к народу, Гринева (Н.Прозоровский) -- притеснителем крестьян, трусом, лизоблюдом, писарем при Пугачеве и в конце концов любовником Екатерины, вызволенным ею из заточения за красивые глазки. В сохранившемся либретто дана восхитительная характеристика Петра Андреевича: "Пугачевское движение выбило у него молодые зубы, на смену которым не замедлили показаться клыки матерого зубра капитализма". Завершается фильм словами Пугачева о вороненке и вороне, который еще летает, после чего следует титр: "Ворон прилетел в образе Великой Октябрьской революции и мощным ударом клюва убил помещиков и капиталистов".
Сегодня все это кажется стебом и ужасно смешит, а особенно впечатляет менуэт, который Гринев в угоду самозванцу танцует над трупом интенданта (sic!) Савельича. Но тогда все было всерьез. Рецензент В.Скалов писал в "Советском экране": "Для нас необходимость ревизии Пушкина выросла в большую культурную задачу".
Третью экранизацию осуществил в 1958 году В.Каплуновский по сценарию литературоведа Н.Коварского, Гринева играл О.Стриженов, Швабрина -- В.Шалевич, а Пугачева -- С.Лукьянов. Буква (текст и сюжет) первоисточника была перенесена на пленку без особых искажений, но от пушкинского духа фильм оказался весьма далек.
Постановка Александра Прошкина идеологически лежит в русле последнего, постсоветского потока экранизаций. Вместе с тем она обходится с первоисточниками довольно робко, а ее трактовка пугачевщины опирается на знаменитое пушкинское определение русского бунта, как "бессмысленного и беспощадного". Беспощадного -- да, тому много исторических свидетельств. Что же касается бессмысленности, то бессмыслица -- категория смысловая, а смысл столько же вычитывается из исторических событий, сколько вчитывается в них -- как самими участниками, так и позднейшими толкователями. Русский бунт вполне может предстать на экране бессмысленным (в том, что он лишь ухудшил положение бунтовавших), но фильм "Русский бунт" смысл иметь обязан.
Постановщик дополняет "Капитанскую дочку" элементами пушкинской "Истории пугачевского бунта" и сведениями из других источников. Таковы, в частности, эпизоды с наложницей самозванца Харловой (по странной иронии ее играет актриса с именем и фамилией капитанской дочки -- Мария Миронова, кстати, дочь знаменитого отца, великого артиста Андрея Миронова) и астрономом Ловицем (Юрис Стренга), которого Пугачев велел "повесить поближе к звездам". Но, как заметила еще Цветаева, эти пушкинские произведения, художественное и историческое, дают две принципиально разные картины реальности. Совместить их в одну -- задача непростая, если вообще разрешимая. Свести их в одном произведении, подчеркнув разницу между двумя метаописаниями действительности, -- к такому решению авторы и не подступались. Они просто отказались соблюдать "точку зрения Гринева", которая выдержана в "Капитанской дочке", без всяких объяснений воспроизведя на экране сцены, о которых Гринев и знать не мог, не то что присутствовать при них.
Сцены эти, касающиеся Екатерины и Пугачева, имеют вполне определенную цель. Прежде всего фильм разрушает тот "розовый" образ императрицы, который дал Гринев, очевидно, со слов Маши (и в котором современные экзегеты пытаются усмотреть пушкинскую иронию). Картина начинается прологом, в котором Екатерина получает знаменитую впоследствии записку Алексея Орлова, признающегося в том, что он с товарищами ненароком (якобы) убил "урода", то есть свергнутого и заточенного ею в крепость императора Петра III 1 . Тем самым на Екатерину по мысли авторов возлагается ответственность за возникновение самозванца под именем Петра, хотя на деле логической связи между екатерининским переворотом и появлением (через одиннадцать лет) мнимого государя нет: самозванство как исторический феномен теряет предпосылки лишь в эпоху СМИ и генетического анализа, позволяющего со стопроцентной гарантией выявить ложную идентификацию.
Второе изменение касается предфинальных сцен, где Маша просит царицу за Гринева. В повести первая их встреча происходит в саду, вторая -- в уборной, где Екатерина сидит за туалетом. В фильме Маша сначала бросается к скачущему экипажу императрицы, а затем ее проводят в прихожую перед спальней императрицы, откуда выходит молодой фаворит, а потом -- "усталая, но довольная", как говорилось в анекдоте, хозяйка покоев, имеющая мало общего с пушкинской дамой, чья легкая улыбка, помнится, "имела прелесть неизъяснимую". Екатерина выговаривает русские слова почти как оренбургский генерал-немец Рейнсдорп (хотя в пушкинском тексте указания на ее акцент нет), а данное ею помилование -- результат скорее прихоти, нежели желания устранить несправедливость.
Несколько иную направленность имеют изменения в характеристике Пугачева. Режиссер стремится подчеркнуть его зависимость от окружения и его актерско-позерскую природу. В фильме Пугачев объявляет себя Петром III после того, как казаки, недовольные ущемлением их привилегий, заговорили об императоре, и теряет положение, когда перестает быть нужен своим сподвижникам. Он куражится на людях, которые ему сочувствуют, но теряется без публики; он смел перед Паниным в окружении московской толпы и жалок на закрытом суде. Однако режиссерские усилия, направленные на создание фигуры сложной, двойственной, размываются и той трактовкой Пугачева, которая дана в "Капитанской дочке", и тем, как ведет роль Владимир Машков, настаивающий на независимости и самостийности своего героя. В общем же умаление пугачевской харизмы ослабляет драматическое напряжение фильма и заметно снижает эпическую интонацию повести.
Кроме того, стремление Прошкина к психологическому реализму, касающееся только трех персонажей (Пугачева, Екатерины и Швабрина), вносит разнобой, поскольку характеры Гринева и Ивана Игнатьевича остаются столь же линейными, как у Пушкина, а характеры четы Мироновых даже выпрямлены сравнительно с повестью. Но если Юрий Беляев в роли капитана, Наталья Егорова в роли его жены и Юрий Кузнецов в роли старого 2 поручика вполне убедительны 3 , то сказать это о Матеуше Даменцком и Каролине Грушке в ролях Гринева и Маши нельзя. Режиссер объяснил свой выбор тем, что ему нужны были "другие лица", не те, что можно нынче увидеть в России. Но с этими "другими" зрителю, во-первых, труднее отождествиться, чем со "своими", а во-вторых, польские актеры -- притом что они миловидны и к их игре нет смысла предъявлять претензий -- не очень-то запоминаются. Аналогичным образом не запоминаются молодые исполнители в типологически сходных ролях благородных героев у Анджея Вайды ("Пан Тадеуш") и Ежи Гофмана ("Огнем и мечом"), так что это -- проблема экранной модернизации всех старых текстов.
Помимо Пугачева в фильме есть еще один интересный персонаж -- Швабрин в выразительном исполнении Сергея Маковецкого. В повести Швабрин при всех авторских оговорках о его уме всего лишь стандартный мелодраматический злодей, обрисованный чисто внешними средствами. Маковецкий пытается преодолеть эту литературную заданность и дать психологический портрет своего героя, но не может толком разыграться из-за скудости драматургического материала -- авторы не рискнули-таки переписать Пушкина. Между тем Швабрин, если посмотреть на него в ретроспективе послепушкинской русской литературы, не то чтобы военспец Шкловского -- Тарича, но в какой-то мере предтеча Печорина и других "лишних людей". Идеальным исполнителем этой роли был бы, конечно, Олег Даль с его поздним имиджем тотального разочарования и опустошения, однако без драматургического подспорья воплотить в Швабрине потенции этого художественного типа не удалось бы никому. Швабрин -- не просто банальный предатель из-за трусости, а еще бретер, игрок и искуситель. Такой Швабрин в отличие от простодушного и верноподданного Гринева может понимать, что Екатерина если не самозванка, то, во всяком случае, узурпаторша российского престола, и служить ей он вовсе не обязан. Тогда переход к Пугачеву для него -- давно ожидаемая возможность перемены участи и, кроме того, шанс не только покорить, но и спасти Машу, которая стала бы такой же жертвой пугачевских насильников, как Харлова. Но чтобы все это показать, актерской игры мало, нужен другой сценарий.
Теперь о самом русском бунте. В интервью и в выступлениях перед сеансом режиссер рассказывает о нем (как и о прочем) интереснее, чем показывает. Не хватило ли денег на хорошую массовку, недостало ли мастерства в организации массовых съемок (а ведь массовые сцены -- фирменное блюдо советского кино!), но на экране не чувствуется ни напора человеческой стихии, ни страха империи перед восстанием. Сейчас, конечно, не советские времена, чтобы в обязательном порядке ссылаться на верхи, которые не могут, и на низы, которые не хотят, но понятие "причины восстания" никто не отменял, и изображать пугачевщину беспричинным нашествием всякого сброда -- по крайней мере для фильма с названием "Русский бунт", а не "Капитанская дочка" -- просто несерьезно. Если это не выражение авторской концепции.
Повод к мятежу и впрямь был незначителен (правительство обещало вернуть казакам так называемые правежные переимки, однако местные старшины, гревшие руки на сборе налогов, тянули дело, чем вызвали первую вспышку насилия), но вокруг был огнеопасный материал -- русские крепостные да полупокоренные инородцы (башкиры, татары, калмыки, мордва, киргиз-кайсаки и другие). "Во всей России чернь бедная терпит великия обиды да разорения", -- говорил Пугачев. Мятежное войско в лучшие для "мужицкого царя" времена насчитывало до пятнадцати тысяч человек, а волнениями был охвачен весь восток Российского государства по контуру Тамбов -- Царицын -- Гурьев -- Екатеринбург -- Пермь -- Чебоксары -- Тамбов (притом, что немаловажно, на стороне бунтовщиков было сельское священство), и Пугачев со своими полевыми командирами реально угрожал Москве. Конечно, крестьянская армия не может устоять перед регулярным войском, и никакая конница, тем более дикая, не сомнет отстреливающееся пехотное каре, но ведь самозваные большевистские властители в 1917 году находились не в лучших условиях, чем эрзац-царь Емельян, однако ж захватили Россию, используя три доступных и в XVIII веке фактора: организацию, пропаганду и террор. Впрочем, не так важно, как все было или могло быть в действительности -- для успеха фильма важнее эмоционально потрясти зрительскую массу, задействовав ее первичные инстинкты, прежде всего чувство страха. Кстати, у Гофмана в "Огнем и мечом" лирические и юмористические эпизоды слабее, чем у Прошкина, и даже просто архаичны, но движение казацких масс против армии и штурм крепостей у него действительно устрашают.
На штурме Белогорской крепости стоит остановиться. В фильме действия капитана Миронова выглядят абсурдно -- вместо того чтобы отстреливаться из-за ограды, особо целя в поджигателей, и бить картечью по наступающим (как в повести), он отворяет ворота и с десятком солдат выбегает наружу на верную смерть (в ближнем, и тем более рукопашном, бою винтовка не имеет преимущества перед "копьями и сайдаками"), открывая мятежникам беспрепятственный доступ в крепость. У Пушкина иначе -- картечь рассеяла толпу, "предводитель их остался один впереди", вследствие чего капитан и бросается на вылазку, рассчитывая, видимо, схватить главаря. Это ошибка. Разумеется, режиссер волен изображать Миронова героическим болваном, но ведь никакой режиссерской воли в этом не видно, а виден обычный невольный оксюморон, то есть ляпсус вместо трактовки.
Помимо смысловых в картине есть и чисто профессиональные просчеты. Не удалась музыка к фильму, написанная Владимиром Мартыновым. В динамических сценах ей не хватает энергии, в лирических -- глубины, а в целом она просто несовременна. Что касается повествования, то оно, с одной стороны, обрывочно, с другой -- избыточно. Эпизоду "осетрового побоища", например, самое место в "Сибирском цирюльнике" среди масленичного гулянья на льду. Известно, что яицкие казаки промышляли в основном ловлей рыбы и даже ставили запруды, чтобы косяки не уходили к иноверцам, но на метафору эта сцена никак не тянет.
Непонятно, почему помилованный Пугачевым Гринев сразу не просит самозванца отпустить и Машу, а сначала едет в Оренбург и лишь потом, после ее отчаянного письма, возвращается вызволять ее из рук Швабрина -- хотя и то правда, что пушкинский текст в этом месте неясен. Ничем не мотивирована и ничего не означает, кроме бессмысленной жестокости разбойников, сцена расправы с сыном Харловой, хотя этот (исторический) момент весьма важен для характеристики самого Пугачева, который отдает ребенка (и саму любовницу) своему охвостью. Баллада о Стеньке Разине и персидской княжне -- и та психологичнее.
Показан арест Швабрина, у Пушкина не описанный, -- вероятно, ради придумки с неудавшимся самоубийством, но опущен описанный Пушкиным арест Гринева, а после швабринского ареста встык смонтирован кадр, в котором ведут на допрос... Петрушу. Или нынче подобные небрежности называются ассоциативным монтажом?
Фильм игнорирует упоминание Пушкина о том, что Гринев "присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу". Вместо этого введен эпизод совместной казни Гринева и Швабрина на эшафоте. В последний момент подъезжает карета с Машей и фельдъегерем, везущим повеление о помиловании ее жениха. Бесспорно, это право экранизатора, которое к тому же позволяет закруглить тему "праведника" и "грешника" (Швабрин трижды пытается спровадить соперника на тот свет и трижды его замысел срывается перед самым осуществлением) и дать Маковецкому сыграть предсмертную истерику своего неудачливого злодея. Однако сакраментальный мотив "спасения от казни", даже поданный без традиционных аттракционов, долженствующих напрячь зрителя в ожидании -- успеет или не успеет карета к моменту расправы, -- и по сей день так же гонит адреналин, как во времена "Нетерпимости" и "Двух сироток". Публика, пройдя через suspense, по праву заслужила happy end.
1 О том, что записка эта, вероятно, была инспирирована самой императрицей, которая таким образом хотела отмыться перед потомками от обвинения в убийстве мужа, не сообщается.
2 Все персонажи, которых Пушкин (или Пушкин устами Гринева) называет "стариками" и "старухами", в фильме, по современным понятиям, вовсе не стары -- им лет по пятьдесят, и это соответствует возрасту героев повести. Это примечательная разница восприятий (или дискурсов) XIX и XX веков, не связанная с молодостью рассказчика. Лев Толстой, когда ему было за семьдесят, писал: "Вошел старик лет пятидесяти".
3 Хотя единственное абсолютное попадание в роль -- Савельич в исполнении Владимира Ильина, органике которого не перестаешь изумляться.
Источник: Википедия
Отец
Савинкова, Виктор Михайлович, - товарищ прокурора окружного военного суда
в Варшаве,
за либеральные взгляды уволенный в отставку, умер в психиатрической
лечебнице;
мать, Софья Александровна, урождённая Ярошенко (1852/1855-1923, Ницца),
сестра
художника Н. А. Ярошенко - журналистка и драматург, автор хроники
революционных
мытарств своих сыновей (писала под псевдонимом С. А. Шевиль). Старший
брат
Александр - социал-демократ, был сослан в Сибирь, покончил с собой в
якутской
ссылке в 1904; младший, Виктор - офицер русской армии (1916-1917),
журналист,
художник, участник выставок «Бубнового валета», масон. Сёстры: Вера
(1872-1942;
в замужестве Мягкова) - учительница, критик, сотрудник журнала
«Русское
богатство»; София (1887/1888-после 1938; в замужестве Туринович) -
эсерка,
эмигрантка.
Савинков учился в гимназии в Варшаве (одноклассник
И. П. Каляева), затем в
Петербургском университете, из которого исключён за участие в
студенческих
беспорядках. Заканчивал образование в Германии.
В 1897 году арестован в Варшаве за революционную деятельность. В 1898
входил в
социал-демократические группы «Социалист» и «Рабочее знамя». В 1899
арестован,
вскоре освобождён. В том же году женился на Вере Глебовне Успенской ,
дочери
писателя Г. И. Успенского, имел от неё двух детей. Печатался в газете
«Рабочая
мысль». В 1901 работал в группе пропагандистов в «Петербургском союзе
борьбы за
освобождение рабочего класса». В 1901 арестован, в 1902 выслан в
Вологду , где
работал непродолжительное время секретарём консультации присяжных
поверенных при
Вологодском окружном суде.
Лидер Боевой организации
В июне 1903 года Савинков бежит из ссылки в Женеву, где вступает в
партию
эсеров и входит в её Боевую
организацию. Принимает участие в подготовке ряда
террористических актов на территории России: убийство министра внутренних
дел
В.
К. Плеве , московского генерал-губернатора великого
князя Сергея Александровича ,
покушения на министра внутренних дел Дурново и на московского
генерал-губернатора Дубасова .
Савинков становится заместителем руководителя Боевой организации
Азефа , а после
его разоблачения - руководителем. Вместе с Азефом выступает инициатором
убийства
священника Георгия Гапона , заподозренного в
сотрудничестве с Департаментом
полиции. (Б. Савинков. Воспоминания террориста. Часть II, глава I).
В
1906 году арестован в Севастополе по доносу Азефа и приговорён к смертной
казни,
но бежал в Румынию. Адвокатом у Савинкова был В.А. Жданов.
В ночь после побега Савинков написал следующее, отпечатанное в
большом
количестве экземпляров извещение.
«В ночь на 16 июля, по постановлению боевой организации
партии
социалистов-революционеров и при содействии вольноопределяющегося
57
Литовского полка В. М. Сулятицкого, освобождён из-под стражи
содержавшийся на
главной крепостной гауптвахте член партии социалистов-революционеров
Борис
Викторович Савинков.
Севастополь, 16 июля 1906 г.»
Эмиграция
Из Румынии через Венгрию переправляется в Базель, потом в Гейдельберг
в
Германии. В Париже зимой 1906-1907 года Савинков познакомился с Д.
С.
Мережковским и
З. Н. Гиппиус , ставшими его
литературными покровителями. Основной
литературный псевдоним Савинкова - В. Ропшин - «подарен» ему Гиппиус,
раньше
выступавшей под ним. В 1909 пишет книгу «Воспоминания террориста», в том
же году
публикует повесть «Конь бледный», в 1914 - роман «То, чего не было».
Эсеры
скептически восприняли литературную деятельность Савинкова, видя в
ней
политические памфлеты, и требовали его изгнания из своих рядов.
После разоблачения Азефа в конце 1908 года Савинков, долгое время не
веривший в
его провокаторскую деятельность и выступавший его защитником на эсеровском
«суде
чести» в Париже, пытался возродить Боевую организацию (однако ни
одного
успешного теракта в этот период организовать не удалось) и занимался этим
вплоть
до её роспуска в 1911 году, после чего уехал во Францию и занялся прежде
всего
литературной деятельностью. В 1912 году от второго брака с
Биографические сведения см. во вступительной статье "Опаленные идеей революции" .
Савинков родился в 1879 году в Варшаве, где его отец около двадцати лет служил по министерству юстиции. Даже ненавидевшие всех русских поляки и за глаза, и в глаза называли его "зацны сендзя", то есть "честный судья". Словно по иронии судьбы, сын "честного судьи" стал опаснейшим террористом. Примечательно, что свою политическую карьеру Савинков начинал как социал-демократ. Но эсдеки не удовлетворяли его бурный темперамент, их программы казались ему пресными и бесперспективными. Он переметнулся к эсерам и вплоть до 1907 года был одним из руководителей их Боевой организации . Именно Савинков стал вдохновителем и организатором убийства в Петербурге 15 июля 1904 года реакционного министра внутренних дел В. К. Плеве (исполнитель Егор Сазонов приговорен к вечной каторге, в ноябре 1910 года покончил жизнь самоубийством) и в Москве 4 февраля 1905 года московского генерал- губернатора великого князя Сергея Александровича (исполнитель Иван Каляев казнен в Шлис-сельбургской крепости 10 мая 1905 года).
14 мая участник заговора матрос Иван Фролов на выходе из собора после богослужения метнул бомбу в коменданта Севастопольской крепости генерал- лейтенанта Неплюева . Генерал остался жив, а сам покушавшийся и еще шесть человек из толпы убиты, около сорока - ранены. Почти все участники заговора, в том числе Савинков, были арестованы. Однако вскоре Савинков из камеры смертников с помощью служившего в карауле Севастопольской военной тюрьмы вольноопределяющегося 51-го Митавского полка Василия Сулятицкого бежал. Той же ночью отставной лейтенант флота Борис Никитенко принял его на борт крохотного мотобота и переправил в Румынию . Впоследствии оба спасителя Савинкова были казнены.
Страшным моральным ударом по Савинкову, положившим конец карьере боевика, стало разоблачение его многолетнего друга, видного руководителя Боевой организации Евно Азефа как давнего провокатора охранки.
Савинков официально был женат дважды. Его первой женой стала Вера Глебовна Успенская - дочь знаменитого писателя Глеба Успенского , которого современники заслуженно называли совестью русской литературы. От этого брака у него был сын Виктор . От второго - тоже сын, Лев . Ближайшим сподвижником Савинкова, "оруженосцем" был младший брат Виктор , казачий есаул. К слову, мать Савинкова была родной сестрой художника- передвижника Николая Ярошенко , автора знаменитой картины "Всюду жизнь" (Третьяковская галерея). В мировую войну Савинков добровольцем вступил во французскую армию (тогда он жил в эмиграции во Франции). В Россию вернулся, как многие политэмигранты, после свержения самодержавия. Временное правительство назначило его комиссаром при Ставке главковерха . Тогда и завязались его близкие отношения (и это несмотря на репутацию едва не состоявшегося цареубийцы!) с влиятельными генералами Лавром Корниловым и Михаилом Алексеевым . Венцом карьеры для Савинкова при Временном правительстве стала должность управляющего военным министерством . После Октября Савинков принимал активное участие в создании Добровольческой армии, а в феврале-марте 1918 года нелегально создал в Москве СЗРС - Союз защиты родины и свободы . Штаб СЗРС находился в квартире сотрудника Савинкова Александра Аркадьевича Дикгофа-Деренталя , в Гагаринском переулке, 23. Когда-то Деренталь был горячим поклонником печально знаменитого попа Георгия Гапона , а после разоблачения последнего как агента охранки стал одним из его убийц. Жена Деренталя Любовь Ефимовна Деренталь , в прошлом шансонеточная танцовщица, в эмиграции стала любовницей Савинкова, а фактически - гражданской женой при живом, тут же присутствовавшем муже. Именно СЗРС организовал кровавый контрреволюционный мятеж в Ярославле и мятеж в Рыбинске .
Савинков был в числе главных организаторов набегов на советские западные приграничные территории банд Сергея Павловского , Станислава Булак-Балаховича и других атаманов, а ранее, в советско- польскую войну, вместе с поляками предпринял поход на Мозырь .
Как уже было сказано ранее, Савинков обладал не только организаторскими способностями в области конспирации и террора, но и литературными. В определенных кругах пользовались успехом написанные им под псевдонимом
Русский общественный деятель, социал-демократ, затем – эсер, руководитель Боевой организации партии эсеров, товарищ (заместитель) военного министра при Временном правительстве в 1917 году, участник Белого движения в Сибири, организатор и участник движения «зелёных» в период Гражданской войны, политический авантюрист, публицист и писатель. Известен под псевдонимами: «Б.Н.», Вениамин, Павел Иванович, Крамер, Ксешинский, В.Ропшин (литературный псевдоним), Галлей Джемс, Роде Леон, Ток Рене, Томашевич Адольф, Чернецкий Константин, Субботин Д.Е.
Семья
Родился Борис Викторович Савинков 19 января (31 января по новому стилю) 1879 в городе Харькове, в семье, близкой революционно-демократическому движению. Отец был судьёй в Варшаве, но за либеральные взгляды уволен в отставку и умер в 1905 в психиатрической лечебнице. Мать Софья Александровна, урождённая Ярошенко (1852/1855-1923, Ницца), родная сестра художника Н.А.Ярошенко - журналистка и драматург, автор хроники революционных мытарств своих сыновей (писала под псевдонимом С. А. Шевиль), их друг, помощник и наставник в революционной деятельности. Старший брат Савинкова Александр за революционную пропаганду был сослан в Сибирь и покончил с собой в якутской ссылке. Младший брат Виктор - офицер русской армии (1916-1917), журналист, художник, участник выставок «Бубнового валета», масон. Сёстры: Вера (1872-1942; в замужестве Мягкова) - учительница, критик, сотрудник журнала «Русское богатство»; София (1887/1888-после 1938; в замужестве Туринович) - тоже революционерка, эсерка, эмигрантка.
Детство и юность
Детство Бориса Савинкова прошло в Польше. Он учился в гимназии в Варшаве (одновременно с И.П. Каляевым – будущим убийцей великого князя Сергея Александровича). Окончив гимназию, поступил в Петербургский университет, из которого вскоре был исключен за участие в студенческих беспорядках. Завершал своё образование в Германии.
В 1898 году Савинков входил в социал-демократические группы «Социалист» и «Рабочее знамя», в период социал-демократической деятельности был знаком с Юзефом Пилсудским – будущим премьер-министром и главой свободной Польши. В 1899 году Борис Викторович был арестован, но вскоре освобожден. В 1901 году работал в группе пропагандистов «Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса».
В 1902 году Савинков вновь арестован и выслан до приговора суда в Вологду. В ссылке он написал статью «Петербургское движение и практические задачи социал-демократии», получившую широкий отклик среди товарищей по партии. Через жену, дочь писателя-демократа Г.И.Успенского, был связан с идеологами народничества. Ссылку одновременно с ним отбывали Н. А. Бердяев, А. А. Богданов, А.В. Луначарский, А. М. Ремизов. В вологодской ссылке Савинков познакомился с бывшей народницей, одним из руководителей партии эсеров Е.К. Брешко-Брешковской («бабушкой» русской революции). Под её влиянием молодой революционер пережил глубокое разочарование в марксизме как теоретическом течении и принял решение «идти в террор». В 1903 году, не дождавшись приговора суда, Савинков бежал за границу в Женеву, где вступил в партию эсеров. На лидера эсеров В.М. Чернова он произвёл впечатление «симпатичного, скромного, быть может, слишком сдержанного и замкнутого юноши». Но от этой «скромности» впоследствии не осталось и следа.
«Очень самолюбивые люди - понял я потом - бывают или резки или преувеличенно застенчивы и настороженны,» - писал о Савинкове В.М.Чернов.
По прошествии многих лет, уже в эмиграции, лидер партии бывших эсеров также пытался «откреститься» от одиозной фигуры Б. Савинкова, как делали это его прежние соратники по партии и белой борьбе:
|
«…Психологический отрыв Бориса Савинкова от партии начался давно. В сущности, настоящим партийным человеком он никогда не был. Он был скорее “попутчиком” в партии… Савинков просто скептик по отношению ко всем партийным теориям, скептик не по какому-нибудь более глубокому подходу, а по недосугу вдуматься и неимению для этого серьезной подготовки. …"Я, В.М., ведь в сущности анарх", - с каким-то смешком заявил Савинков после поездки в Лондон и нескольких разговоров с П.А. Кропоткиным. Если бы Савинков всерьез мог сделаться анархистом, он, конечно, выбрал бы не коммунистический анархизм Кропоткина, а какую-нибудь разновидность анархо-индивидуализма.» В.М. Чернов «Перед бурей. Воспоминания». N.-Y. Изд. имени Чехова. 1953. С.187-188. |
Однако всё это не помешало Б. Савинкову в 1903 году предложить свои услуги Боевой организации партии эсеров (БО) – наследнице организаций террористов-народников. С первых же дней он стал в ней заместителем руководителя, Е.Ф. Азефа.
Террорист
С 1904 года Савинков неоднократно выбирался в ЦК партии эсеров. Жил в Женеве, часто нелегально приезжал в Россию. Вел активную работу в партии и в БО. Принимал участие в организации ряда террористических актов, в чем проявились его смелость, решительность, склонность к авантюре. Савинкову принадлежит авторство таких громких террористических актов, как убийство министра внутренних дел В.К.Плеве (1904), убийство вел.кн. Сергея Александровича (1905), покушения на генерал-губернатора Москвы В.Ф. Дубасова, министра внутренних дел П.Н. Дурново, адмирала Г.Н.Чухнина, председателя Совета министров П.А.Столыпина, императора Николая II. Как любой талантливый организатор, Савинков выступал лишь в роли «кукловода», но сам лично в террактах участия не принимал. При подготовке покушения на Г.Н.Чухнина Савинков был выдан полиции другим, не менее талантливым «кукловодом» Е. Азефом. В мае 1906 года второй человек в БО эсеров арестован и приговорен к повешению. При странных обстоятельствах Савинкову удаётся сбежать из-под стражи и пробраться из Севастополя в Румынию, затем во Францию. Он принял самое активное участие в деле разоблачения провокатора Азефа, и с конца 1908 года пытался безуспешно возродить БО, которая была окончательно распущена в 1911 году.
Писатель
В 1909 году Савинков написал «Воспоминания террориста» – часть истории эсеровской партии, связанную, в основном, с её Боевой организацией, а также повесть «Конь бледный». Герои повести схожи с главными действующими лицами других его произведений («То, чего не было», «Конь вороной») – это уставшие от борьбы, проникнутые мистицизмом, кающиеся террористы. Историки революционного движения и историки литературы и по сей день спорят: насколько достоверно отражены в этих произведениях реальные события? Во всяком случае, до Б.В. Савинкова к теме де-романтизации революционного террора в русской литературе никто не обращался.
С начала Первой мировой войны Б.Савинков – военный корреспондент газеты «День» во Франции. Как доброволец он принял участие в боевых действиях французской армии на Западном фронте.
Политик
9 апреля 1917, после отречения российского императора и установления двоевластия, революционер Савинков вернулся на родину. С 28 июня он – комиссар Юго-Западного фронта, входивший в Ставку верховного главнокомандующего генерала А.В.Алексеева. Убежденный правый эсер, Савинков энергично выступал за войну до победного конца, боролся с «разлагающей армию» агитацией большевиков, уговаривая солдат не складывать оружие. Лидер партии эсеров В.М.Чернов с иронией назвал Савинкова «главноуговаривающим» Юго-Западного фронта. В 1-ом и 2-ом составах коалиционного правительства Савинков был товарищем министра, управляющим военным и морским министерством при военном министре и главнокомандующем А.Ф.Керенском. Пытался ввести в армии строгую дисциплину.
В августе 1917 года Савинков вошел в Совет «Союза казачьих войск», поддерживал генерала Л.Г.Корнилова в его решении ввести смертную казнь на фронте. По словам генерала А.И.Деникина, Савинков видел в Л.Г. Корнилове «орудие для достижения сильной революционной власти», в которой ему (Савинкову) должна принадлежать первая роль. Ни Корнилова, ни Керенского такая позиция, по вполне понятным причинам, не устраивала.
27 августа 1917 года при наступлении Корнилова на Петроград Савинков был назначен военным губернатором Петрограда и и.о. командующего войсками Петроградского военного округа. Военный губернатор, понимая своё бессилие против «мятежников», продолжал лавировать, предлагая Корнилову подчиниться Временному правительству. 30 августа, якобы в знак протеста против провокационных действий Керенского, Савинков подал в отставку. На совещании представителей казачьих частей он заявил, что «совершенно согласен с Корниловым в его целях, но разошелся с ним в средствах и планах».
Основное расхождение Савинкова, как с Корниловым, так и с Керенским заключалось, скорее всего, в том, что ни тот, ни другой не предлагали ему никакой видной роли в случае своей победы.
По «корниловскому делу» Савинков был вызван для разбирательства в ЦК партии эсеров. Посчитав, что эта партия уже не имеет «ни морального, ни политического авторитета», на заседание ЦК он не явился, за что был вскоре исключен из членов партии. На так называемом «демократическом совещании» 22 сентября 1917 года Савинков был избран в Предпарламент (Временный совет российской республики) как депутат от Кубанской области.
Савинков и Белое движение
Октябрьскую революцию бывший террорист расценил как «захват власти горстью людей». 25 октября он тщетно пытался освободить с помощью казаков Зимний дворец от отрядов Красной гвардии. После неудачи бежал в Гатчину к генералу П.Н.Краснову. Участвовал в наступлении Керенского – Краснова на Петроград (бои под Пулковым), после его провала отправился на Дон. Собравшиеся в Новочеркасске белые генералы поначалу удивились появлению в своих рядах «старого революционера» и приняли его более чем прохладно. Однако Савинкова это ничуть не смутило. Он настойчиво доказывал руководителям армии А.М. Каледину и М.В. Алексееву, что борьбу с большевиками не могут возглавлять одни только военные. В глазах народа такая борьба была бы лишь контрреволюцией, стремящейся восстановить прошлое. В конечном итоге красноречивому экс-министру удалось убедить Алексеева в пользе своего «сотрудничества» с Добрармией. В декабре 1917 года Савинков вошёл в состав Донского гражданского совета под началом генерала М.В.Алексеева. Бывшему террористу удалось даже «помириться» с Корниловым, который сначала наотрез отказался иметь в своём окружении столь одиозную фигуру, но потом передумал. Однако большинство руководителей армии, в том числе и А.И. Деникин, заняли в отношении Савинкова совершенно непримиримую позицию. Поэтому уже в январе 1918 года Савинков уехал из Новочеркасска в Москву, чтобы вести там более привычную для него подпольную работу.
«Участие Савинкова и его группы не дало армии ни одного солдата, ни одного рубля и не вернуло на стезю государственности ни одного донского казака, вызвало лишь недоумение в офицерской среде,» - писал впоследствии генерал А.И. Деникин, оглядываясь на кратковременное пребывание Савинкова на Юге России.
В феврале-марте 1918 года Б.В. Савинков создал «Союз защиты родины и свободы» на базе организации гвардейских офицеров (около 800 чел.). Члены его организации приняли участие в выступлениях против советской власти в Ярославле, Рыбинске и Муроме летом 1918 года. После быстрого и жестокого подавления этих мятежей, Савинков скрылся в Казань, занятую восставшими военнопленными чехами. Некоторое время он состоял в отряде В.О. Каппеля, а затем перебрался в Уфу. Рассматривался в качестве кандидата на пост министра иностранных дел в составе Совета министров Временного Всероссийского правительства (Уфимской Директории). По поручению председателя Директории Н.Д. Авксентьева в конце 1918 года Савинков уехал с военной миссией во Францию. Узнав о перевороте адмирала А.В.Колчака, он возглавил за границей колчаковское бюро «Унион».
В 1919 году Б.В. Савинков вошел в состав российской делегации «Русского политического совещания» в Париже. Вплоть до гибели Колчака он вел переговоры с правительствами стран Антанты о помощи русскому белому движению в борьбе против Советской власти. Однако дипломат и проситель из бывшего террориста получился неважный. Его деятельность в Париже мало что дала армиям Колчака, обречённым на трагическое поражение.
После ряда неудач белых на Юге России и провала его «дипломатической» миссии у союзников, Савинков перебирается в Варшаву. На какое-то время ему удалось найти общий язык с правителем Польши – бывшим террористом Юзефом Пилсудским. В 1920 году Савинков занимается подготовкой на территории Польши добровольческих отрядов под командованием генерала С.Н. Булак-Балаховича, совершавших набеги на российскую территорию. Он даже принял личное участие в одном из наступлений в составе конного полка (поход на Мозырь). В этот период Савинков старался представить себя вождём всех антибольшевистских крестьянских восстаний, объединяемых под названием «зелёного» движения.
В августе 1920 года, заявив о признании власти генерала Врангеля и готовности ему подчиниться, Савинков начал формирование на территории Польши 3-ей Русской Армии и «Русского политического комитета» в Варшаве. Вместе с Мережковским издавал антибольшевистскую газету «За свободу!».
После подписания Польшей Рижского мира с Советской Россией (март 1921 года) Савинков решил возродить организацию «Союз защиты родины и свободы». В июне в Варшаве прошёл съезд этой организации, которая теперь называлась «Народный союз защиты родины и свободы» (НСЗРиС) и ставила своей целью активную борьбу с большевиками.
Съезд взволновал советское правительство и польские власти. В ноябре 1921 года, по настоянию советских властей, Савинков был выслан из Польши и переехал во Францию.
10 декабря 1921 года в Лондоне он тайно встретился с большевистским дипломатом Красиным. Красин считал желательным и возможным сотрудничество Савинкова с коммунистами. Савинков сказал, что наиболее разумным было бы соглашение правых коммунистов с «зелёными» при выполнении трёх условий: 1) уничтожения ЧК, 2) признания частной собственности и 3) свободных выборов в советы, в противном же случае все коммунисты будут уничтожены восстающими крестьянами. Красин на это ответил, что ошибочно считать, что в РКП(б) существуют разногласия и «правое крыло», а крестьянское движение - не так страшно, но обещал передать мысли Савинкова своим друзьям в Москве. В последующие дни Савинков приглашался к Черчиллю (в то время министру колоний) и Ллойд Джорджу, которым рассказал о беседе с Красиным и сообщил свои соображения о трёх условиях, предлагая выдвинуть их в качестве условия признания Советского правительства Британией. О своих переговорах Савинков сообщил в длинном письме Пилсудскому, впоследствии опубликованном.
В 1921–1923 годах Савинков пытался руководить диверсионной деятельностью против Советского государства через «Народный союз защиты родины и свободы». При содействии польского и французского генеральных штабов он вёл подготовку отрядов, осуществлявших вылазки в западные губернии России, но в конце концов разочаровался в перспективах и «белого», и «зеленого» антисоветских движений.
Порвав с белым движением, Савинков искал связей с националистическими течениями. Не случаен его интерес к Муссолини, с которым он встречался в 1922 году. Однако уже к 1922-1923 году Савинков оказался в полной политической изоляции: эсеры давно не считали его «своим», а монархисты-врангелевцы никогда бы не простили его авантюрно-революционного прошлого. Ничего не оставалось, как вновь окунуться в литературное творчество, и Савинков занялся работой над повестью «Конь вороной», осмысляющей итоги Гражданской войны.
Жертва провокации
Чрезвычайная активность и непримиримость Савинкова в антибольшевистской борьбе не могла ускользнуть от внимания органов ВЧК-ОГПУ. Уже в 1923 году, одним из первых, бывший эсер-террорист и враг советской власти Б.В. Савинков оказался втянутым в провокацию «Трест».
Действуя от имени якобы существующей в России «подпольной» антибольшевистской организации «Либеральные Демократы» (ЛД), агенты ОГПУ входили в контакт с видными лидерами белой эмиграции и распространяли провокационные сведения. Для проверки сведений об «ЛД», в середине 1923 года Савинков направил в Россию своего агента. Агент был, конечно, тут же перевербован. Вернувшись, он подтвердил, что «ЛД» существует и хочет видеть именно Савинкова своим руководителем (чекисты знали, на что следует ловить неисправимого честолюбца!). Согласно сведениям, собранным эмигрантским историком и публицистом Б.Прянишниковым, ОГПУ удалось «сломать» и заставить участвовать в провокации полковника С.Э. Павловского - одного из наиболее преданных Савинкову людей. Павловскому «савинковцы» верили безоговорочно.
Давний знакомый Б.В.Савинкова В.Л. Бурцев - русский публицист и издатель, заслуживший за свои разоблачения провокаторов царской охранки прозвище «Шерлока Холмса русской революции» - безуспешно пытался отговорить лидера НСЗРиС от поездки в Советскую Россию. Он когда-то помог Савинкову разоблачить Азефа, и теперь не поверил в существование такой большой подпольной организации, как «ЛД», считая её несомненной провокацией.
10 августа 1924 года Савинков выехал из Парижа через Берлин в Варшаву, через «окно» перешел границу, а 16 августа был уже арестован в Минске и предан суду. 29 августа 1924 года Военной коллегией Верховного суда он был приговорен к расстрелу.
Проводя эту операцию, сотрудники ОГПУ очень умело сыграли на разобщённости и взаимном недоверии белоэмигрантских лидеров. В 1923 году представители «Треста», используя те же приёмы, пытались выйти на прямой контакт с Врангелем, но потерпели фиаско, благодаря чётким действиям его ближайшего окружения (Н.Н.Чебышев при первых же встречах «расколол» большевистского эмиссара Фёдорова-Якушева). Однако чекистам удалось войти в контакт с великим князем Николаем Николаевичем, а затем, используя внутренние противоречия в среде белой эмиграции, вовлечь в свои сети немало чинов РОВСоюза. Даже после ареста и гибели Савинкова, А.П. Кутепов продолжал свою деятельность по «внутренней линии» РОВС, на которую монархической эмиграцией отпускались немалые средства. Вопреки предостережениям Врангеля, великий князь и «генерал-террорист» не свернули контакты с «Трестом», считая, что Савинков по собственной воле «переметнулся» на сторону большевиков. К слову сказать, точно такую же «утку» большевистские провокаторы подбросили и в отношении исчезновения самого Кутепова в 1930 году.
Верховный суд ходатайствовал перед Президиумом ЦИК СССР о смягчении приговора, т.к. Савинков полностью раскаялся на суде, признав свою вину и поражение в борьбе против Советской власти. Ходатайство было удовлетворено, расстрел заменён лишением свободы на 10 лет. В тюрьме Савинков имел возможность заниматься литературным трудом, по некоторым данным имел гостиничные условия. Он обратился с письмами к некоторым руководителям белой эмиграции, в которых призывал прекратить борьбу против большевиков и Советского государства, написал скандально известную статью «Почему я признал Советскую власть?»
По официальной версии, 7 мая 1925 года, находясь в тюрьме на Лубянке, Б.В. Савинков покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна. По другим сведениям, он был сброшен в пролет тюремной лестницы после подачи прошения об освобождении. Ходили слухи, что Ф.Э. Дзержинский счел «старого заговорщика» слишком опасным. В зарубежной историографии имеется и третья версия: Савинков был убит ещё при попытке перейти границу, а всё остальное было фарсом, умело разыгранным ОГПУ в пропагандистских целях.
Отношение белоэмигрантской общественности к гибели Савинкова было весьма однозначным. Все газеты, вне зависимости от их политического направления, не без скрытого злорадства сообщили о самоубийстве «продавшегося большевикам террориста».
После публичных заявлений Савинкова о признании советской власти, легендарного террориста не было жаль никому из его соотечественников, даже бывших…
Ко всему сказанному следует добавить, что, несмотря на значительную массу современной литературы, освещающей жизнь и деятельность Бориса Савинкова, и по сей день очевидна неясность ряда сторон его богатой событиями, неординарной биографии. По многим важным эпизодам не существует никаких сведений, подтверждённых другими источниками, кроме произведений писателя Савинкова (Ропшина). Савинков и в жизни нередко стремился играть роль литературного героя, а потому жизнеописание «легенды русского террора» представляется потомкам лишь подобием авантюрно-приключенческого романа, истинный финал которого так и остался тайной архивов советских спецслужб…
(1879-1925) русский политический деятель, литератор
Загадочная смерть Бориса Викторовича Савинкова 7 мая 1925 года вновь привлекла внимание к этому незаурядному политическому и общественному деятелю. Его личность и в последующие годы не была обделена вниманием со стороны историков, писателей и кинематографистов (по роману В. Ардаматского «Возмездие» был снят многосерийный фильм «Операция «Трест»»). О Савинкове будут говорить, что его биография не похожа на жизнь реального человека - это скорее искусно снятая кинолента о боевике.
В историю же Борис Савинков вошел как один из видных деятелей партии эсеров (социалистов-революционеров, сторонников парламентской республики) и знаменитый в свое время террорист. Интересно сравнить оценки современников. Вот каким запомнил Савинкова соратник по партии Виктор Чернов: «Весь приподнятый, он всегда ориентировался на самопожертвование, гибель, красивую смерть... Основная проблема для него была - суметь красиво умереть».
Интересовавшийся деятельностью Савинкова, Сомерсет Моэм , знаменитый писатель и тайный агент британской разведки, в разговоре с ним заметил однажды, что, вероятно, террористический акт требует особого мужества. Борис Савинков ответил: «Это такое же дело, как всякое другое. К нему тоже привыкаешь».
Борис Викторович Савинков происходил из дворянской семьи. Закончив гимназию, он поступил в Петербургский университет. Однако вскоре его арестовали и за агитацию в рабочих кружках в 1902 году сослали в Вологду. Его старший брат был также арестован за революционную деятельность и сослан в Сибирь, где покончил жизнь самоубийством. Не сумев вынести всех этих переживаний, их отец заболел, у него развилась мания преследования, и он вскоре умер.
С самого начала своей революционной деятельности Савинков был сторонником социал-демократов. Но вскоре разочаровался в их идеях и после встречи с Е. Брешко-Брешковской, «бабушкой русской революции», перешел к эсерам, причем сблизился с наиболее экстремистской частью их партии.
Теперь Борис Савинков становится профессиональным революционером. Он бежит из ссылки за границу и вступает в Боевую организацию эсеров. Его основной деятельностью становится организация политического террора, подготовка покушений.
Вместе с Азефом, своеобразным двуликим Янусом, бывшим и руководителем Боевой организации, и осведомителем царской охранки, Савинков подготовил самые значительные теракты эсеров - убийство министра внутренних дел В. К. Плеве, а затем убийство великого князя Сергея Александровича.
Когда в 1906 году Бориса Савинкова поймали, по всем законам ему грозила смертная казнь. Однако дальше произошла история, которая не уступает «Графу Монте-Кристо» Дюма : Савинков совершает дерзкий побег, и его благополучно переправляют в Румынию.
После разоблачения Азефа в 1908 году он решает отделиться от эсеров и начать собственную боевую кампанию в составе новой группы из 12 человек. Позже о своих впечатлениях он рассказал в повести «Конь бледный» (1909). Некоторые считают, что в этой повести, написанной к тому же в форме дневника, отражены реальные события из жизни знаменитого террориста, несмотря на то, что Савинков публикует книгу под псевдонимом В. Ропшин. Однако существует и другое мнение: что Борис Савинков в своей повести излагает не столько правдивую историю о событиях, сколько, как считают некоторые критики, «пародию на террор». Дело заключалось в том, что он во всех своих книгах, где речь так или иначе касается террора, - «Конь вороной», «То, чего не было» - передает только свою точку зрения на эту проблему.
Борис Викторович Савинков использует в своих произведениях довольно необычный художественный прием: большую часть повествования у него занимает диалог. Причем некоторые его сподвижники даже предъявляли ему претензии, когда обнаруживали, что никто из них не стал точным прообразом героев его произведений, хотя в диалогах звучали их общие идеи и мысли. И тем не менее герои произведений Савинкова - это не реальные люди, а обобщенные образы, иногда объединяющие сразу нескольких личностей.
В годы Первой мировой войны Борис Савинков добровольцем вступает во французскую армию, где работает военным корреспондентом и даже принимает участие в некоторых сражениях. Хотя он считает, что косвенным образом помогает России, выступая против Германии, позиция его, отраженная в книге «Во Франции во время войны», вновь воспринимается неоднозначно.
События 1917 года не могли оставить Бориса Савинкова равнодушным. И он устремляется в Россию, чтобы, с одной стороны, осуществить свою давнюю идею - создание парламентской республики, а с другой - добиться завершения войны в пользу России.
Вполне осознанным было и вступление Бориса Савинкова в ряды армии Керенского , а затем Корнилова и Деникина . Вначале он становится комиссаром армии, потом эмиссаром, выбивающим деньги на борьбу против большевиков. Отношение к последним, развязавшим «красный террор», у него было однозначным. Он был готов признать любую диктатуру, кроме большевистской. В это время Савинков также увлекается новой идеей, преследуя цель воссоздать нечто вроде крестьянской республики. При этом он не отказывается и от своих принципов террора.
Огромное самомнение, очевидно, и послужило причиной гибели Бориса Савинкова. Его заманили в политическую ловушку, создав иллюзию мощно действующей в СССР подпольной террористической организации. «Генерал от террора» отправился туда со своеобразной инспекцией, но после того, как перешел границу, его арестовали в Минске. Несколько месяцев Савинкова содержали во внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке. Затем над ним состоялся шумный судебный процесс, в результате которого его приговорили к пожизненному заключению. Находясь в тюрьме, Савинков обратился к властям с прошением о помиловании, обещая прекратить всякую борьбу с Советской властью. В пропагандистских целях было объявлено, что его просьба удовлетворена. Но выпускать из тюрьмы его никто не собирался. Вот почему вскоре после суда он умер при не выясненных до конца обстоятельствах.
Так закончил свою жизнь Борис Викторович Савинков, политический деятель и литератор. О нем высоко отзывалась известная писательница З. Гиппиус, которая знала его по эмиграции. Эта оценка заслуживает внимания еще и потому, что Гиппиус весьма критически относилась ко всем своим собратьям по перу, но поэзию и прозу Савинкова оценила достаточно высоко.
Несмотря на свой небольшой рост, Борис Викторович Савинков пользовался необыкновенным успехом у женщин. Возможно, их привлекало и исходившее от него постоянное чувство опасности. Первой женой Савинкова была дочь писателя Глеба Успенского. Их сын Виктор, погибший позднее в сталинских лагерях, носил ее фамилию. Со второй женой Савинков прожил недолго. От этого брака также остался сын, по имени Лев. Интересно то, что Савинков привлек к своей террористической деятельности практически всех родственников. Они безотказно помогали ему, а некоторые за это поплатились жизнью. Возможно, в том повинна фанатичность самого Бориса Савинкова, для которого террор стал образом жизни.
Убить губернатора
Впрочем, были и есть в России писатели совсем другого рода, выбиравшие подлинную национальную традицию «крещения огнем». Были не только среди радикальных консерваторов (Константин Леонтьев), но и среди радикальных революционеров.
Борис Савинков - один из руководителей Боевой Организации эсеров, гениальный организатор и исполнитель террора - апологет тотального действия. Его книга «Конь бледный» (образ из Апокалипсиса) о новой фазе войны - планомерном физическом истреблении представителей власти. Цель его группы - убить губернатора.
Ваня, один из боевиков (прототипом его был реальный убийца князя Сергея Александровича Иван Каляев) так объясняет свои мотивы: «Убить тяжкий грех. Но вспомни: нет больше той любви, как если за други своя положить душу свою. Не жизнь, а душу. Вот я иду убивать, и душа моя скорбит смертельно. Но я не могу не убить, ибо люблю. Если крест тяжел, - возьми его. Если грех велик, - прими его. А Господь пожалеет тебя и простит».
Но Жорж, главный герой, явно излагающий мысли самого Савинкова, убежден в ином: «Я захотел и убил. Кто судья? Кто осудит меня? Кто оправдает? Мне смешны мои судьи, смешны их строгие приговоры. Кто придет ко мне и с верою скажет: убить нельзя, не убий. Кто осмелится бросить камень? Нету грани, нету различия. Почему для террора убить - хорошо, для отечества - нужно, а для себя - невозможно? Кто мне ответит?».
И продолжает: «Говорят еще, - нужно любить человека. А если нет в сердце любви? Говорят, нужно его уважать. А если нет уважения? Я на границе жизни и смерти. К чему мне слова о грехе? Я могу сказать про себя: «Я взглянул, и вот конь бледный и на нем всадник, которому имя смерть». Где ступает ногой этот конь, там вянет трава, а где вянет трава, там нет жизни, значит, нет и закона. Ибо смерть - не закон».
Оба тоскуют по Святой Руси. Только Ваня верит в нее и жертвенно идет убить и умереть, мстя за поругание холодной бюрократической империей заповедей Христовых. А Жорж убивает, ведомый старомосковской формулой, живущей в его опустошенной душе: «коли правды нет, то всего нет». Не о чем жалеть и некого жалеть. Все прах. Но не все об этом знают.
И он хочет обратить в прах этого самодовольного губернатора в раззолоченном мундире просто потому, что тот - зримый символ имперского псевдомогущества, претендующего на вечность, претендующего на смысл. И это абсолютное государство самое себя считает высшей целью, не требующей ни обоснований, ни оправданий. А человек, бунтующий, перед его лицом - ничто.
Савинков доказывает обратное: террор уравнивает его и Империю в правах и возможностях. Одиночка с револьвером или бомбой, для которого ни своя, ни чужая жизнь - не святыня и не ценность, способен реально подорвать основы Системы.
Жорж завороженно повторяет: «Если вошь в твоей рубахе крикнет тебе, что ты блоха, выйди на улицу и убей!». И убивает.
Но не у всех революционных правдоискателей жила в душе такая отчаянность и забубенность. Утратив веру в Бога, многие истово верили в народ. И массами шли в него. Шли агитировать. Звать мужиков к борьбе за Правду.
Отмена крепостного права, состоявшаяся в 1861 году, не устроила никого. Дворяне лишились рабов. А мужики, хоть, и получили свободу, но они не очень то понимали, что с ней делать. Ведь земли у них в итоге оказалось меньше, чем было в крепостном состоянии. И стандартного надела просто, как правило, не хватало для ведения рентабельного хозяйства.
«Ростом общественных противоречий», неоправдавшимися ожиданиями и решили воспользоваться народники. Летом 1874 года сотни членов революционных кружков начали свой поход в деревни.
Они пытались походить на мужиков, разговаривать как они, пытались быть «своими». Но воспринимали их как «чужих». Пропасть между двумя народами, жившими на одной территории, но в разных культурных мирах была слишком глубока.
Нередко сами «угнетенные» сдавали своих «освободителей» жандармам. А те с пропагандистами не церемонились.
Всего арестовано было свыше двух тысяч человек. Следствие велось с применением методов, которые характерны и для сегодняшних защитников Системы. За три года, пока оно тянулось, отмечено было около сотни случаев самоубийств, помешательств, смертей при невыясненных обстоятельствах. Большинство в итоге оказалось на каторге.
Тупая жесткость власти и принципиальный ее отказ от диалога переводят противостояние в формат «кровной мести». Вот лишь некоторые эпизоды. 24 января 1878 года Вера Засулич тяжело ранила петербургского градоначальника Трепова за избиение розгами арестованного студента Емельянова. В феврале того же года в Киеве Валериан Осинский совершает покушение на товарища прокурора окружного суда Котляревского, «прославившегося» своей жестокостью, а в мае Григорий Попко там же убивает жандармского полковника Гейкинга.
4 августа Сергей Кравчинский среди бела дня в Петербурге зарезал шефа жандармов Мезенцова. Это была месть за казнь революционера Ивана Ковальского, оказавшего при аресте вооруженное сопротивление.
В программе «Земли и воли» появляется знаковый пункт о «систематическом истреблении наиболее вредных или выдающихся лиц из правительства и вообще людей, которыми держится тот или другой ненавистный… порядок».
И, наконец, наступает 1 марта 1881 года. Александра II разрывает народовольческая бомба. Цареубийцы Андрей Желябов, Софья Перовская, Николай Кибальчич, Николай Рысаков, Тимофей Михайлов казнены уже 26 марта.
Боре Савинкову было тогда два года. Он сделает выводы из опыта предшественников. Для жандармов он будет неуловим. А вот, бывшие соратники по революционной борьбе, большевики окажутся изобретательней. Карьера террориста закончится в 1924-м. Он бросится вниз головой в лестничный пролет внутренней тюрьмы на Лубянке.
Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Новейшая книга фактов. Том 3 [Физика, химия и техника. История и археология. Разное] автора Кондрашов Анатолий Павлович Из книги Путь к океану автора Тренев Виталий КонстантиновичX. НАЧАЛО РАЗНОГЛАСИЙ С МУРАВЬЕВЫМ БАЛ У ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА Сдав в Охотске "Байкал", Невельской с офицерами догнал Муравьева в Якутске. Невельской просил генерал-губернатора отправить к устью Амура этой же зимою Д. И. Орлова для наблюдения за вскрытием реки, лимана и
Из книги Пиратские одиссеи Франсуа Олоне автора Губарев Виктор КимовичПод патронатом губернатора д’Ожерона Бертран д’Ожерон, один из героев романа Р. Сабатини «Одиссея капитана Блада», родился в анжуйском городке Рошфор-сюр-Луар на западе Франции, близ Анже, и был крещен 19 марта 1613 года. В пятнадцатилетнем возрасте он поступил на морскую
Из книги Воскрешение Малороссии автора Бузина Олесь АлексеевичГлава 30 Отеческие методы однорукого губернатора Да простят мне ныне живущие владыки «матери городов русских», но ни один из них не сравнится с киевским генерал-губернатором середины XIX века Дмитрием Бибиковым.Чем, например, запомнится недавний городской голова
Из книги Повседневная жизнь Москвы в XIX веке автора Бокова Вера МихайловнаГлава четвертая. ВЛАСТИ: ОТ БУДОЧНИКА ДО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА Административное деление. - Московские адреса. - Н. И. Огарев. - И. О. Шишковский. - Порка как панацея. - Будочники. - «Сермяжная броня». - Ночные обходы. - Патриархальность Москвы. - Пугливые жулики. -
Из книги Свобода и евреи. Часть 1. автора Шмаков Алексей Семенович Из книги Флибустьеры Ямайки. Эпоха «великих походов» автора Губарев Виктор КимовичГлава 15. Попытки губернатора Томаса Модифорда установить мирные отношения с испанцами Как уже отмечалось, 15 (25) февраля 1664 года новым губернатором Ямайки король назначил сэра Томаса Модифорда. Поскольку с именем этого джентльмена связан расцвет ямайского
Из книги Русский бунт навеки. 500 лет Гражданской войны автора Тараторин ДмитрийУбить Ляпунова В невнятную весеннюю пору 1611 года Москву, где в Кремле засел польский гарнизон, обложило первое ополчение. Деяния его неизменно оказываются в тени подвигов второго - победоносного, которое Минина и Пожарского. Что вполне объяснимо. Однако творившееся
Из книги Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола автора Сарбучев Михаил МихайловичУбить пересмешника! Нет, шутишь! Живет наша русская Русь! Татарской нам Руси не надо! Солгал он, солгал, перелетный он гусь, За честь нашей родины я не боюсь - Ой ладо, ой ладушки-ладо! А. К. Толстой. «Змей Тугарин» (1867) Литература - поле деятельности медиумов и «великих
Из книги Терроризм. Война без правил автора Щербаков Алексей ЮрьевичУбить президента В задачу этой книги не входит рассказ о дальнейших перипетиях Алжирской войны. Она была долгой, кровавой, отмеченной бесчисленными зверствами с обеих сторон. К 1958 году повстанческие отряды были рассеяны, так сказать, в первом приближении. Казалось – «еще
Из книги Фельдмаршал Румянцев автора Петелин Виктор ВасильевичГлава 4 Будни генерал-губернатора Малороссийская коллегия развернула бурную деятельность… Румянцев дал срочные задания членам коллегии, состоявшей из представителей высшей государственной власти – генерал-майора Брандта, полковников князя Мещерского, Хвостова и
Из книги И время и место [Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата] автора Коллектив авторов автора Захарова Оксана ЮрьевнаФормирование административного аппарата. Канцелярия генерал-губернатора. Его рабочий день Результаты деятельности руководителя любого ранга во многом зависят от личного состава его администрации. Воронцов это отлично понимал и знал, что среди чиновников края, которым
Из книги Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов. Рыцарь Российской империи автора Захарова Оксана ЮрьевнаИнициативы генерал-губернатора в развитии товарного сельского хозяйства В первой четверти XIX столетия в экономике южных территорий России сельское хозяйство оставалось ведущей отраслью, а в занятиях большинства переселенцев животноводство преобладало над
Из книги Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г. автора Воробьева Любовь МихайловнаVI.4. Балтийский опыт генерал-губернатора Е.А. Головина Е.А. Головин служил генерал-губернатором в Прибалтийском крае менее трёх лет: с мая 1845 г. по февраль 1848 г. Его назначение последовало в год высочайшего утверждения Свода местных узаконений для Прибалтийского края,
Из книги Политическая полиция Российской империи между реформами [От В. К. Плеве до В. Ф. Джунковского] автора Щербаков Е. И.№ 11. Телеграмма Минского губернатора П. Г. Курлова Николаю II 14 января 1906 г.Всеподданнейше доношу Вашему Императорскому Величеству, что сего числа в 12 час. дня, когда я с офицерами местного гарнизона выносил из кафедрального собора гроб скончавшегося Начальника
