Этот очерк напечатан "Я расскажу Вам о Бийске".Альманах №11. 2012 г.
Немного из истории старообрядчества.
В 1652 году Патриарх Никон вступил на патриарший престол и, пользуясь поддержкой царя Алексея Михайловича, стал переписывать богослужебные книги, отмечая о достоинствах русской православной церкви и сравнивая с православием греческим. Древнее двуперстие крестного знамени сменилось троеперстием. Реформы церкви проведенные Никоном повлияли на людей, которые ценили старую веру и боролись со всякими нововведениями. Такие как царский духовник Стефан Вонифатьев, Иван Неронов, Логтин Муромский, протопоп Аввакум и другие. Претворение реформ в жизнь, навязанных самодержавием образовали оппозицию, которые отстаивали старые, пришедшие из Византии вместе с Православием церковные традиции и обряды, стали называть старообрядцами, староверами, кержаками и даже раскольниками – до апреля 1905 года. Старообрядцы, не принявшие реформ патриарха Никона, вплоть до конца семнадцатого века были убеждены, что сумеют одолеть «еретиков-никониан»* и старая вера восторжествует.
Поскольку дух и материя взаимосвязаны, постольку сторонники «старой веры», или «древнего благочестия», не могли не только свой быт изменить по новым, чуждым русскому духу образцам, но тем более - изменить церковным правилам. Именно двуперстие ставшее духовным символом старообрядцев, было когда – то принято всей Русью вместе с крещением. Они не отступили в обрядах и правилах, в общинном и семейном укладе, в приверженности строго определенному кругу чтения. Нельзя не учитывать, что их книжность связана с книжностью древнерусской, с русской средневековой литературой, возникшей с распространения христианства и славянской письменности. С девятого по двенадцатый века литература была преимущественно рукописной. Даже с появления середины шестнадцатого века книгопечатания, переписывания книг сохраняется и продолжается существовать в последующие столетия. Рукописная и печатная традиции существовали одновременно. Восставая против реформы и притеснений, одни староверы вынуждены были в знак протеста на самосожжение, другие поднимали восстания и бунты. Третьи, скрываясь от преследований, бежали кто куда. По царским указам 1666-1667 годов еретики должны были подвергаться наказанию, и царь возложил их на воевод.
Расселение старообрядцев на Алтае.
После раскола церкви в 1720 году – появление первых старообрядцев на Алтае. Живописные места Горного Алтая притягивали старообрядцев. Некоторые из староверов оказались в числе прочих русских переселенцев, подпавшие под правительственные указы о заселении новых земель в связи с основанием крепостей и заводов, так называемые казенные переселения. Другие же были беглецами, скрывавшимися в труднодоступных ущельях Алтайских гор от правительственных повинностей, крепостной неволи и религиозных гонений, как например Бухтарминские старообрядцы - каменщики жили в горах. Многие живут на заимках по несколько семей, скрываясь от мирских людей, со своими законами, простыми, но суровыми: быть твердым в вере, не лгать, не воровать, не курить, не употреблять алкоголя, чтить родителей и многое другое, что отличало их от других людей.
В 1721 году наши предки бежали из Москвы в Польшу, так как их в России преследовали за старую веру. Они были не согласны с Никоном. В Польше наши предки жили сорок лет на реке Ветке Гомельской губернии (ныне Белоруссия). В Польше в 1761 году поселенцы из России были разгромлены казаками по приказу властей. Все поселенцы были направлены в Москву. По возвращении в Москву им обещали свободу, но обещание не выполнили. Староверы отказались признать православную веру в новом обряде, и за отказ вторично их сослали в Сибирь совместно с волжскими кержаками с волжских скитов. Отсюда пошло название «поляки» и «кержаки». К Алтайским горам направили большую группу старообрядцев от западных границ государства. Они были расселены компактной группой. Местные жители называли их «поляки», так как высланы они были с территории, принадлежащей некоторое время Польше. Возможно, в состав «поляков» вошли жители близлежащих к Ветке и Стародубовью селений. Таким образом, «поляки» стали первой группой переселенцев из южной части России. Старообрядцы в силу своей религиозной замкнутости держались особняком. В Сибири они сами стали называть себя поляками.
Когда прибыли на Алтай, стали расселяться по разным местам. Из этого этапа, в котором были и семья Гусляковых, часть осталась в Перерве, в Шеманаихе, часть в Лосихе, а остальные выехали в Бобровку. Старообрядцы вели счет родства, начиная его от времени поселения во вновь основанной деревне. Известно, что первые деревни «поляков» появились на Алтае в середине 1860-х годах: Лосиха (Старо-Алейская), Шеманаевская (Ново-Алейская) Екатерининская, Петропавловская, Секисовская и Бобровская, ставшая административным центром. К середине девятнадцатого века «поляки» составили в Бийском уезде более 80% населения. В 1782 году императрица Екатерина Вторая разрешила русским людям, в том числе и старообрядцам, селиться с инородцами, с тех пор они значились оседлыми инородцами. Они должны были вносить в казну ясак* мехами по оценке на 3руб. 50коп., но при этом освобождались от воинской обязанности, от уплаты государственных податей, не выполняли натуральной повинности и даже не приписывались к заводам. Неофициальным управляющим центром старообрядчества, а также ее культуры становится одно из самых старых загадочных сел Усть-Коксинского района Верх-Уймон. Это первое русское село основано в 1786 году старообрядцами, бежавшими на Алтай, в поисках Беловодья – страны «истинной веры и древнего благочестия». Начинают складываться традиции Алтайского старообрядчества. Они обживаются, что свидетельствует образование многочисленных деревень, например, село Солоновка было создано старообрядцами более трехсот лет назад. Расселение староверов происходит особенно в предгорий Горного Алтая, в местах Беловодье, где обосновались села староверов Алтая по рекам Бухтарме, Убе и у озера Маркаколь, а также в Уймонской и Катандинской степи. Это расселение началось в начале восемнадцатого века в результате оттеснения кочевых сибирских племен к китайской границе, что и произошло расширение земельных владений Российского государства. Поэтому в 1760 году часть крепостей перенесли в Алтайские горы. Линия границ после этого получила название Новой Колывань – Кузнецкой, или Алтайской. В освободившиеся прежние казачьи поселки по решению правительства направили ссыльных крестьян для снабжения продовольствием горнозаводских рабочих. Уже в 1792 году в Бухтарминской волости было 30 селений.
После отмены крепостного права мощные переселенческие потоки хлынули из Европейской части на юг Сибири в основном крестьяне, едущие на «свободные земли», а старообрядцы в Сибири к началу двадцатого века расселились неравномерно. На Алтае их насчитывалось более тридцати тысяч, это в Красногорском, Солонешенском, Смоленском, Алтайском и других районах. Таким образом, Алтай представляет собой район довольно позднего освоения сибирских земель русскими людьми. Уездный город Бийск упоминали старообрядцы-бегуны в девятнадцатом веке, которые составляли маршрутные карты пути в Беловодье, как один из перевалочных пунктов на этом сакральном пути.
Культура и быт старообрядцев.
В конце семнадцатого и в восемнадцатого веков старообрядчество разделилось на «поповцев» «беспоповцев». Однако обе группы дробились на еще более мелкие и среди староверов существуют различные религиозные течения: старожилы старообрядцы – беспоповцы, не признающие священников в качестве посредников между собой и Богом, - в храм не ходят, а посещают свой молельный дом. Поповцы же привлекли для богослужения «беглых» священников, порвавших с официальной православной церковью. Крупнейший центр поповщины находится в Нижнегородской губернии на реке Керженец. Керженцы или «кержаки», были против существующей государственной власти, и считали Петра Первого воплощением антихриста. В 20годы восемнадцатого века были разгромлены и бежали в другие местности.
После ряда законодательных актов 1905-1906гг. старообрядцы получили возможность легализовать свои общины, хотя и без права именовать их приходами, это общины православных старообрядцев, общины «Поляков», «Федосеевцев», «Дырников», «Поповцев» и «Беспоповцев», а также «Новокрещенцев», людей переходящих в старообрядчество и других. С целью укрепления христианства происходит присоединение «беглопоповских» общин к белокриницкой старообрядческой церкви. Мельников Федор Евфимьевич стал инициатором издания журнала «Сибирский старообрядец». Налаживаются связи между различными старообрядческими толками, число их растет, за счет появления уроженцев. Наиболее благоприятным периодом в истории алтайских староверов предстает время со второй половины девятнадцатого века до десятых годов двадцатого века, что связано со смягчением политики правительства в отношении старообрядцев.
Село Мульта – это современный духовный центр староверов Уймона. В соседнем селе Замульта, на другом берегу находится действующий старообрядческий храм Ильи Пророка Новосибирской епархии Русской православной старообрядческой церкви построенный в 2002 – 2003 годах. В конце девятнадцатого века в селе Нижний Уймон была построена старообрядческая часовня, неимоверными усилиями жителей сохраненная до начала советских времен. В1980году заканчивается строительство Покровского храма Старообрядческой церкви.
Потомки старообрядцев хранят свою «особенность» и по сей день не только духовную, но и материальную: в Верх-Уймоне можно увидеть дома, построенные из лиственницы и пихтача по заветам старины с соблюдением лунных циклов еще в девятнадцатом – начале двадцатого веков, некоторые из них сохранили росписи легендарной народной умелицы Агашевны. В селах Верх-Уймон, Солоновка, Солонешенное, да и в других создаются музеи старообрядчества. Сельское хозяйство и сегодня остается основным занятием современных потомков староверов; не последнюю роль в хозяйстве играют и промыслы. Староверы хорошо разбираются в лекарственных травах, съедобных растениях, корнях.
Одна из традиций старообрядцев говорит, что посуда, из которой пьет чужой человек, в староверческих семьях считается нечистой, ее нужно держать отдельно и уж ни в коем случае не окунать в домашнее ведро. Каждая посуда имеет свое предназначение. Старообрядец отличается от других людей, тем, что он носит бороду, одевается по старинке,рубашка косоворотка на выпуск, подпоясанная ремешком или тесемочкой, штаны или брюки заправленные в сапоги. А женщины носят косы, сарафаны, шали, платки, фартуки. В основном самотканую одежду.
Вот как состоит типичная изба русских старообрядцев, в которой сохранено внутреннее убранство с русской печью, которая занимает почти четверть комнаты, палатами, лавками, полками под посуду, на пол постелены домотканые дорожки. На стенах расшитые полотенца, зеркала, детская зыбка с самодельными игрушками. В переднем красном углу над столом, накрытом белой скатертью, божница со старообрядческими книгами, иконами, кадило, подсвечник. В сенях хранится конная упряжь, седла, посуда деревянная: кадочки – «квашонки», туеса большие и маленькие, старинная маслобойка, крупорушки, кожаные суммы. Утварь в основном самодельная.
В 2008году представители Русской Православной церкви и старообрядцы Новозыбковской традиции договорились о начале постоянного диалога.
В последнее время на Алтае намечается тенденция к обращению от старообрядчества и православия к новым религиозным культам к бурханизму.* Как известно, именно старообрядцы в восемнадцатом веке впервые обосновались на Алтае и взаимодействовали с коренными жителями края. Сейчас во многих отдаленных от городов деревнях религиозные старообрядческие традиции разрушаются и угасают.
Староверы, старообрядцы или раскольники появились в России в 1653 — патриарх Никон продвинул церковную реформу и внёс раскол в ряды православного люда. Старообрядцев предали анафеме, и они вынужденно бежали в отдалённые места России, освоили и труднодоступные уголки Алтая. Первые староверы на Алтае появились в восемнадцатом столетии, в сороковые годы. Заселяли верховья речек Убы и Ульбы, поселились на Белой, Коксе и Уймоне, Аргуте и Катуни. Многие раскольники стремились в долину Бухтармы или Камня (второе название реки). Бухтарминцев окрестили каменщиками. Позже долину Бухтармы стали называть Беловодьем — это была вольная от царских податей и надзора земля.
Потомки первых староверов на Алтае доселе живут на Бухтарме. В горный край стремились старообрядцы как из европейской части государства Российского, так и жители ранее освоенных северных регионов Сибири. Кроме беглецов на Алтае осело множество правительственных переселенцев, которые приехали в горы для «освоения новых земель». Некоторых раскольников привозили на Алтай насильственно. Среди них были беглецы в Польшу и Литву, позже ставшие именоваться поляками. Староверы на Алтае вынужденно скрывались от властей, только в 1792 после введения ясака (подати для инородцев), их положение стало легализованным. В советские времена старообрядцы подвергались преследованиям. Несмотря на драматическую историю, части раскольников удалось сохранить старинные традиции, что делает их жизнь привлекательной для ученых, туристов.
Староверы чрезвычайно выносливый, чистоплотный, предприимчивый и работящий люд. По трудолюбию, аккуратности их сравнивают только с немцами-меннонитами. Они смогли приспособиться к природному экстриму Горного Алтая, научились пользоваться природными богатствами этого роскошного края. Раскольники занялись звероловством и рыболовством, держали пчел и разводили Благородных оленей. Успешно трудились земледельцы и ремесленники. Среди последних славились ткачи и плотники, гончары (последние, по преимуществу женщины). Семьи старообрядцев всегда жили в достатке, зажиточно, хотя в большинстве своем имели помногу детей, и даже усыновляли сирот, независимо от их корней. Каменщики отличались милосердием, готовностью бескорыстно помочь нуждающимся, взаимовыручкой. Суровые природные условия развили у них смелость, решительность и бережливость.
Нехватка женщин среди староверов привела к появлению множества смешанных браков. После принятия старообрядчества женами раскольников становились русские, китаянки, представительницы местных тюркских народностей. Это наложило интересный отпечаток на обычаи древлеправославных. Староверы на Алтае придерживаются разных толков, чем обусловлена неоднородность старообрядчества. И сегодня находятся закрытые для контактов общины, которые во имя чистоты духа и веры, ограничивают связи со внешним миром. Среди старообрядцев есть личности, отказавшиеся от паспортов, пенсий, полагая, что эти блага от нечистого. Они не имеют телевизоров и радио, считают грехом пользование электричеством.
Информационный портал LIFE.ru , из которого мы обычно узнаем мельчайшие подробности происходящих то тут, то там катастроф, ДТП и убийств, заинтересовался мирной и безмятежной жизнью алтайских старообрядцев-безпоповцев.
В разгар Успенского поста редактор рубрики “Секс” (!) Алексей Кикоть отправился в Уймонскую долину с целью погрузиться в жизнь местного населения. Вернулся – как сам пишет – «немного очищенным».
Слава Богу, раз так. Передаем слово очевидцу. Повествование достаточно пространное, что может быть объяснено не совсем уместной специализацией автора, но все же заставляет задуматься.
Напоследок отметим, что оформление оригинальной статьи стоит того, чтобы перейти по ссылке на LIFE
, а также тот факт, что в тех же краях, в соседнем селе Замульта, расположен храм РПСЦ
.
А лтайские кержаки-старообрядцы считают себя носителями истинной веры, не испорченной реформой патриарха Никона. Они не признают попов и церковь, да и надеются только на себя.
Горно-Алтайск. Восемь тридцать утрапо местному времени. Солнце жарит значительно мощнее, чем в столице. На взлётно-посадочной полосе винтовой АН-140. Вокруг горы, в ста метрах от аэропорта парковка, на ней убитая, но чистая “тойота”, заставшая первый срок первого президента России. Рядом стоит владелец, похожий на свою машину, как хозяева походят на своих собак.
Она - низкая, праворукая, с вмятинами по кругу, надколотым лобовым, оторванной ручкой водительской двери и сиденьями в десятилетних пятнах. Он - с ожогами третьей степени на руках и лице, ростом около метра шестидесяти. Оба они местные. Он - алтаец, авто - прошло тысячи километров горных дорог. Точнее, 291 097 километров, и нет ни одной причины считать, будто одометр не делал полный круг в миллион хотя бы раз. Владелец - живой, активный и почти честный; машина честно, хоть и не без труда, делает своё дело.
Мы вдвоём, я и оператор, выезжаем в Усть-Коксинский район, центр алтайского старообрядчества в самой древней и радикальной из его форм - беспоповстве. Беспоповцы считают себя носителями истинной веры, не испорченной реформой патриарха Никона. Не признавая её, они потеряли духовенство как класс, потому что последние священники старого рукоположения умерли или были убиты, а новых учить было некому. Вслед за духовенством беспоповцы потеряли значительную часть обрядов и атрибутики.
Мы едем к кержакам, бежавшим в начале XVIII века с реки Керж в Новгородской губернии на восток. На данный момент больше всего кержаков проживает в Усть-Коксинском районе, в сёлах Верх-Уймон, Мульта около Красноярска. “Гугл”, “Википедия” и форумы обещали поездку к людям, живущим закрытым образом жизни и сильно верующим. Что нам известно: они много молятся и много работают. Что нам интересно узнать: как они живут, как меняются их традиции, как выглядит в их мире брак, любовь и, конечно, грех.
Место, куда мы едем, находится in the middle of nowhere. Если переводить на русский, то получится примерно “в самой заднице”. Чтобы туда добраться, нужно проехать 150 километров по шикарной федеральной трассе, а потом ещё 300 по классическому русскому гравийному бездорожью. Такому, какое было рядом с деревенским домом вашей бабушки, такому, по которому сначала едешь очень медленно, потому что боишься не доехать, а потом привыкаешь и несёшься по горному серпантину без ограждений под сотню, потому что:
а) чем выше скорость, тем меньше ощутимы ямы;
б) хочется доехать, прежде чем наступит пенсия.
Вокруг - только десятки вершин и холмов, стада овец и коров, табуны лошадей; раз в 50 километров появляется небольшой участок асфальтовой дороги, на котором, как блоха на собаке, сидит деревня, в ней - коренные алтайцы, юрты, дети, которые смотрят на нас как на чужаков и не ошибаются. Мы здесь без спроса, нас здесь не ждут. Усть-Коксинский район находится ещё дальше, почти на границе с Казахстаном, там ездят пограничные патрули, и это действительно самая задница - попасть туда случайно практически невозможно. Почти нигде нетсвязи, до большого города 450 километров, а вокруг только грохочущий авторитет зелёных, необжитых, нецивилизованных гор. Но, как доказали Джей Ло, Ким Кардашян и иже с ними - задницы могут быть крайне интересными, и поэтому мы здесь.
Как вы представляете себе старообрядцев? Крепкие мужики в русских рубахах, желательно косоворотках, длиннобородые и длинноволосые, бабы в сарафанах и платках, живут какой-то дикой жизнью. Эдакие российские амиши - технологий не признают, с пришельцами не общаются, смотрят в щёлки домов и молча расходятся, соберись вы к ним подойти. И глаза. По-достоевски суровые, такие, в которых вся печаль и воля нашего народа, зеркало русской души. А душурусский человек обретает, как известно, только через страдание и покаяние.
Ну вот это одновременно и так, и не так. Да, они примерно так и выглядят, бороды, сарафаны, волос не стригут, носят платки, только вот у каждого встреченного нами старообрядца оказался и мобильный телефон, и телевизор, и что только не.
Семья Кононовых кажется хрестоматийной семьёй староверов - муж, жена, обоим около семидесяти, и у них больше 20 потомков: детей, внуков и правнуков. Кононовы - беспоповцы. После получасовых уговоров они согласились записать интервью на камеру, несмотря на то что это большой грех.
В целом о том, что давать интервью и фотографироваться, большой грех, нам скажет каждый старовер, но почему именно - объяснить не сможет никто. Вера не подразумевает вопросов, ты либо знаешь, что нельзя, либо сомневаешься и тем самым уже грешишь. Мы же нагло пользуемся их обычаем, они не могут не пустить в дом незнакомца, обязательно предложат зайти, и, кажется, им уже легче дать интервью, чем выгнать нас.
В некотором смысле староверы больше всего похожи на протестантов. Основу их мира составляют две вещи: молитва и усердный труд. Они встают, молятся, работают, молятся, потом ещё работают, а потом много-много молятся. Вечерняя молитва может идти с 17 вечера до 2 часов ночи, и это не в праздничный день. Семья Кононовых - практически обычная семья деревенских стариков: муж в застиранной рубахе, жена что-то готовит на плите.
В каждом доме есть русская печь, но летом ей, конечно же, никто не пользуется. Их сватали по всем обычаям - наставник, который заменяет у беспоповцев священника, тайно их венчал. До свадьбы девушка должна была носить две косы, после - одну и всегда убирать волосы под платок, чтобы никто из посторонних не видел. Кстати, жениться беспоповцам было положено в разном возрасте, девушке в 18, а парню в 25: такая разница позволяла ему успеть встать на ноги и взять жену под полную материальную опеку.
В их молодости хранить веру и соблюдать обряды было не просто тяжело, а опасно для жизни, и тем не менее собирались, молились, венчались и верили. Теперь всё по-другому. Дети - тоже старообрядцы, но уже без бород, внуки - не венчаются, а правнуков вообще крестили в церкви, причём принадлежащей РПЦ.
Я чувствую себя искусителем, задавая вопрос про церковь. Беспоповцы борются с желанием сказать жёстче, чем нужно, но всё равно отмечают: Никон - был приспешником Сатаны, со всеми вытекающими. Между тем они не против, что люди ходят в церковь, никого не обращают в свою веру и никак её не рекламируют, даже сторонятся этого, считают, что тот, кому нужно, сам придёт, а других им не надо. Единственное, о чём жалеют, - что потомки уже не такие верующие, не молятся. Они гораздо более светские, если точнее, то почти “мирские”, как называют чужаков староверы, в противовес себе, “добрым”.
Им, не староверам, вообще практически невозможно ассимилироваться с местными. Даже тех, кто приехал туда жить 30 лет назад, они считают чужими. Многие из них отмечают, что стать старовером нельзя, им можно только родиться. Галактифон Фадеевич Черепанов, наставник беспоповцев в Верх-Уймоне, маленький старик в заляпанной ягодами рубахе. В его мутных глазах читается обеспокоенность нашим вторжением. Он единственный, кого нам не удалось уговорить сняться на камеру, считает, что старообрядцем стать можно, и он готов перекрестить. Правда, для этого нужно пожить в общине.
Местные шутят, что приезжают пожить 100 человек, а уезжает 101, и это не похоже на преувеличение. Для полного перевоплощения встароверы нужны три вещи: чистота, молитва и труд. Чистота во всех смыслах: нравственная, душевная, телесная. Ни о каких прелюбодеяниях речи быть не может, никакого секса до брака, никаких поцелуев, ничего подобного. Раньше большинство знакомилось в молельных домах. Вступить в брак с иноверцем практически невозможно, за любым грехом следует серьёзное покаяние. Чтобы понимать, Галактифон как-то дал интервью на камеру и до сих пор жалеет об этом. Интервью было 15 лет назад.
Беспоповцы очень серьёзно относятся к грехам. Например, пьяниц, игроков в карты и курящих не хоронят и не отпевают, закапывают рядом с кладбищем, “как собак”. В конце к беседе присоединяется невестка - бойкая, предлагающая нам тут же купить и мёд, и шишек, и трав. Мы ещё раз обходим маленький деревенский дом и выясняем, что все избы вокруг, штук десять (а дом Кононовых стоит на небольшом островке), принадлежат их семье.
Включая и лесопилки, и гостевые для приезжих. Они и живут, и работают, и совсем не бедствуют. Благодаря своей этике старообрядцы всегда были богаты или хотя бы обеспечены - тяжёлый ежедневный и искренний труд не может не дать плодов. Их с особой страстью раскулачивали, вешали и расстреливали их же бывшие односельчане - алкоголики и бездельники. Но те, кто выжили, продолжали давать работу красным и в советское время - просто из чувства жалости.
Валерий Петрушенко, или, как он себя просит называть, Валера, - 52-летний музыкант, впервые приехавший в эти края в 1985 году. К1989-му он перебрался сюда окончательно. Местные называют его не иначе как хиппи, которым он, по сути, и является. Валера остался здесь, потому что почувствовал единение с природой, то, ради чего в эти края ломятся сотни туристов со всех стран, повторяя путь Рериха или просто в поисках дзена.
Самих хиппи Валера не любит и считает, что они продали идеалы любви и чистоты за наркотики, распутство, свободную любовь. Свободная любовь, по Валере, это любовь двух свободных и чистых людей, свободных в любви, а не в выборе партнёра и постоянной их смене. Идолов эпохи Вудстока он считает ненастоящими, бездуховными, потому они и погибли в 27 - Дженис Джоплин, Джимми Хендрикс, Джим Моррисон. Валера держит девятьульев и делает гусли, носит дреды, которые образовались сами по себе, когда он “на год забросил себя”, кеды “Адидас” без носков и в целом выглядит как калифорнийский скейтер в годах.
Говорит очень чисто, прекрасно разбирается в музыке. Жалуется на то, что ниже по реке ежегодно собираются поклонники нью-эйдж, сторонники разного рода религиозно-философских учений, бьют в барабаны и как-то ищут себя, мешая таким, как он, не искать себя, а быть с собой, вмешиваются в природу.
У Валеры есть дочь и жена. Дочь живёт в Штатах, она родилась в том же 1985 году. С момента переезда на Алтай Валераеё не видел. Он производит впечатление отшельника, человека, который убежал от самого себя, чтобы найти покой. Он нашёл его, в нём есть спокойствие, тёплый взгляд. Когда мы говорили о его юности, “хиппи” признался, что, конечно же, начал играть на барабанах из-за “девчонок”. Дескать, он “такой молодой чувак”, барабанщик, там поклонницы, секс, вот это вот всё”. На эти две минуты, пока он говорил, в его глазах появился блеск, загорелись они не по-местному, не по-уймонски, а потом он снова погас и заговорил о смирении и грехах. Вот, например, съел недавно баранины, и оказалось слишком вкусно, и это плохо, и потом долго об этом жалел. А мне показалось, что, наверное, Валера гасит в себе этот огонь, искры которого отражались в его глазах, когда он заговорил про девушек, потому что знает, что от него и сгорит.
Местные говорят, что он раньше пил, и пил сильно, а сейчас помогает в старообрядческом храме, который стоит в его селе, Замульте, и вроде как наконец нашёл покой, хотя сам Валера не считает себя ни старообрядцем, ни кем-то ещё. Говорит, что ходил бы и к буддистам, если бы тут были только они. Сам храм построили недавно, и в него ходят те, кто засомневался в беспоповстве, и те, кому проще говорить со священником, чем с наставником. На обратном от дома хиппи пути мы остановились у храма, за забором. Парень, сидящий с книгой у его ступеней, сначала спрятался в пристройку, а когда мы достали камеру, спешно вышел и стал закрывать ставни на окнах с таким видом, будто мы собираемся что-то украсть и для этого документируем, как что расположено. Он защищал храм от нас, тех, кого там быть не должно.
Полина Васильевна Конева кержачка более молодая, чем семья Кононовых, ей около 50, и она представляет другое поколение, точнее, она как бы застряла между ними. Женщинародилась, как и все здесь, в очень-очень верующей семье, но после школы уехала в город и прожила там 20 лет. Жила, как сама признаётся, в блуде. О своих предках говорит с придыханием, почти как о святых, обладающих безусловным моральным авторитетом.
Однако после жизни в городе Полина Васильевна вернулась в родную Мульту и всячески пытается нагнать упущенное: живёт праведной жизнью, молится и заведует музеем народных ремёсел. Там на станках XVIII века работает и плетёт пояса петербурженка, переехавшая в село 30 лет назад; местной она так и не стала. В музее не стесняются продавать пояса по три тысячи рублей, да и вообще староверы в этом смысле не смущаются - они знают, сколько стоит их труд, не побираются, мёд продают по 600 рублей за килограмм и не бедствуют, нет таких, кто побирается или просит милостыню.
Капитолина Ивановна Молотова живёт в Октябрьском, это такое село на подъезде к Верх-Уймону, у входа в продуктовый магазин которого трётся пацан лет девяти с сигаретой в зубах, а дорогу к дому подсказывают пьяные вусмерть мужики с лицами, исписанными шрамами, с пакетом бутылок на весь день вперёд. Когда смотришь на них, сложно сказать, то ли им 20, то ли 50, настоящий опухший ребус. Капитолина Ивановна - смешная старушка из сказки, ставит ударения не там, где надо, использует давно вышедшие из употребления слова, делает странные чучела из перьев птиц, дерева и конских волос и, похоже, держит в себе Тигру из диснеевского Винни-Пуха - это маленькая староверческая энергетическая станция, способная питать весь посёлок, если бы позволяли технологии.
Она, так же как и все остальные, жалуется на то, что молодёжь - и дети, и внуки - совсем не интересуется верой, ничего им этого не надо, новая жизнь, новые правила и новые герои. Иронично, что в советское время верили многие, а после развала СССР всё это стало неинтересно. Сейчас беспоповство - это аттракцион аутентичности и даже не столько веры, сколько русской, досоветской культуры и этики, а сами они - живущие в резервациях индейцы, возможно, последние из могикан.
Капитолина Ивановна рассказывает, что не понимает, как можно верить церкви, ведь ни один из попов ни дня в своей жизни не работал: “вон как разъелись, таким верить нельзя”. Она очень бодро бегает, ни дня в жизни не отдыхала и, как и все староверы, давно уже сделала себе гроб из выдолбленных половинок кедра и одеяние для похорон - одеяние нужно делать заранее, потому что так проще, на мертвеце неудобно шить и вообще каждый старовер готовится к своим похоронам, пока жив.
В Москве она была с мужем шесть раз, но так и не прижилась. “Не понимаю, как вы там варитесь, в этом аду”.
На обратном пути в Москву мы решили наведаться в Киску, как этого требует обычай всех командировочных - водка и бабы, не так ли? Пока ехали, я вновь подумал о том, что никогда не видел людей, которые бы так сильно ежедневно боролись с собой. Они не были похожи на монаха из монастыря святой Екатерины, который принял меня и семью на Пасху, владеющийсемью языками и говорящий не “ячки”, а “ички”, - он был уже почти святым, почти не касался земли. Это были обычные, простые, работящие и грешные люди, которые и сексом занимались, хотя нельзя, и пили. В общем, всячески грешили.
Фото: © LIFE / Алексей Кикоть
Киска встретила нас сыростью, было достаточно неуютно, но при этом тепло. Не думаю, что до нас в ней было много людей, а москвичей вообще, наверное, раз, два и обчёлся. Киска - это название то ли города, то ли села, недалеко от Горно-Алтайска. И я как редактор рубрики “Секс” никак не мог его пропустить, тем более что ударение падает на первый слог. На вопросы “Как вам живётся в Киске” и “а вы тоже родились в Киске” нам ответили “нормально” и “да”, то ли не поняв “тончайшей”, как китайская стена, иронии, то ли чтобы абсолютно случайно нас не побить. В общем, Киску стоит посетить хоть раз в жизни, мой вам совет. А оттуда - дальше в горы, в Уймон, к беспоповцам, они и примут вас, и спать положат, и накормят. И вынесете вы оттуда такое чувство, которое в тексте не передать, как будто немного очистился, что ли.
По соседству с казахской границей, в Уймонской долине, раскинулся известный анклав староверов, или "стариковских", как их здесь называют. Они пришли сюда уже очень давно - то ли в поисках Беловодья - легендарной страны свободы и справедливости, убежища от воцарившегося в мире антихриста, то ли гонимые церковью.
История русских крестьян-старообрядцев - одна из интереснейших страниц прошлого Алтая. Заселения Алтая русскими началось еще в допетровскую эпоху. В середине 17 в., когда на Руси произошел раскол церкви, сторонников старых устоев стали жестоко преследовать, в результате чего они тоже были вынуждены уходить в горы Алтая. Но даже здесь не нашли они покоя. Церковные и светские власти продолжали преследовать их за веру и за незаконное, самовольное переселение. Только в 1792 году Екатерина Великая издала приказ о прощении старообрядцев за побег и предоставлении им права на жительство при условии уплаты подати - ясака. С тех пор староверы были приравнены к местному алтайскому населению и освобождены от рекрутской повинности. В советские годы многие из старообрядцев были репрессированы как середняки и враги народа.
На Алтае староверы освоили значительные территории, образовывали целые селения. Горные деревни раскольников с пашенным земледелием, маральниками, горными пасеками, сенокосными и лесными угодьями были цветущими оазисами. Почти за два поколения они сумели приспособиться к большим температурным перепадам, быстротечному лету и длительной зиме, сезонным разливам Катуни и других речек. Постепенно отбирались наиболее надежные способы хозяйского отношения к окружающему миру.
Уймонские старообрядцы-земледельцы в Алтайских горах превратились в прекрасных охотников, метких стрелков, отличных рыболовов. Добытую пушнину и шкуры жители Беловодья выменивали на зерно, скот, одежду у китайцев и русских казаков в селениях, расположенных вблизи пограничной зоны. Развивали они и русские ремесла: плотницкое, ткацкое, пимотканное, шубное и др. Кержаки Уймонской котловины пряли лен, делали белье, одежду, коврики, красивые пояса и опояски.
Жили староверы в добротных, теплых хорошо освещенных домах с застекленными окнами. Внутри дома было чисто и аккуратно. Стены расписывались затейливыми узорами и яркими красками. Краски - сурик, охру, бакан - народные умельцы готовили из натурального сырья. В настенной живописи распространенными мотивами были изображения диковинных зверей, птиц, пышные и большие цветы, затейливый растительный орнамент. Полы застилались ткаными половиками, войлоком. Вдоль стен стояли кованые сундуки, на кроватях лежали красивые вышитые покрывала. Но самым уютным и теплым местом в доме была, безусловно, печь. Над ее пологом устанавливались полати, на которых спали дети. Место напротив устья печи занимала хозяйка. Здесь располагались удобные посудные шкафчики, размещалась кухонная утварь.
Свои дома староверы держали в поразительной чистоте. Дом мели несколько раз в день, печь подбеливалась. Некрашеные полы, лавки, полки скребли вениками, ножами, оттирали песком каждую субботу.
Старинную одежду уймонских старожилов теперь надевают только во время праздников и молений, кроме того, она используется фольклорными коллективами. Традиционный староверческий костюм отличался яркостью и многообразием цвета, яркой отделкой. Летний мужской костюм включал белую рубаху, украшенную красным узором по воротнику и рукавам, и шаровары из холста. Праздничный костюм состоял из широких шаровар-чембар из плиса, или замши и однотонной или пестрой подболочки. Верхнюю одежду: зипуны, азямы, тулупы шили из теплого сукна, меха, овчины, кожи, покупной верблюжьей шерсти.
Традиционный женский староверческий костюм включал в себя головной убор, сарафан, рубаху, пояс, фартук (передник). Короткие рубахи, в простонаречье именуемые рукавами, шились из белого холста и украшались богатой вышивкой, горловина густо назбаривалась по узкому воротнику - стойке. Основным типом сарафана уймонских женщин сначала был косоклинный, затем круглый лямочный. Множество сборок делало круглый сарафан пышным и красивым. Важным элементом традиционного старообрядческого костюма были пояса и опояски. С момента крещения пояс был обязательным для старовера в течение всей его жизни. Своеобразной была и обувь уймонских жителей. Из выделанной грубой и толстой кожи мужчинам шили короткие и высокие сапоги, женщины носили башмаки. От местных народов староверы позаимствовали удобную и теплую меховую обувь: унты, сшитые из козьего меха вовнутрь и короткие кисы. Из валяной шерсти они сами делали зимнюю обувь - валенки (пимы).
Большой исторический интерес представляет гончарное ремесло уймонских староверов. На Уймоне гончарным делом занимались женщины. Посуда изготавливалась не из одного кома на гончарном круге, а путем наложения валиков (на Уймоне их называли караличками) друг на друга. Такая техника изготовления глиняной посуды называется налепом. Процесс состоял из нескольких стадий. Начиналось все с добычи глины. К глине добавляли чистый мелкий Катунский песок и мяли на грубой холстине, пока не оставалось комочков. Из получившегося глиняного теста лепили валики, которые в 3-5 рядов выкладывались на подготовленное плоское дно. Валики затирались и заглаживались водой для выравнивания боковых поверхностей. Подготовленные изделия подвергали обжигу в русских печах на горящих березовых дровах. Для прочности и красоты использовалась технология обварки: вынутые из печи изделия погружали в теплые отвары пахты, сыворотки, чтобы они кипели. После обварки посуда приобретала красивый черный цвет. Необваренные изделия оставались цвета красной терракоты.
Конечно, сегодня быт староверов Уймонской долины изменился, современная жизнь накладывает на него свой отпечаток. Чтобы вековые традиции не исчезли безвозвратно, уймонцы создают музеи. Интересно, что инициаторами становятся дети, как, например, в селе Верх-Уймон. История музея в этом селе началась с обыкновенного льняного полотенца, принесенного на урок истории. Потом дети начали нести в школу все, что давно вышло из употребления в быту. С помощью всех этих вещей удалось воссоздать обстановку типичной старообрядческой семьи. Помимо этого школьники, опрашивая старожилов, собрали много пословиц и поговорок, заговоров и примет Уймонской долины. Был собран интересный материал о Великой Отечественной войне, ведь потомки суровых староверов также, не жалея своей жизни, сражались за Родину.
Завещание староверов, изложенное Раисой Кучугановой в Уймонской долине Алтая в конце сентября 2011 года.
Бабушки в семьях староверов так и говорят: пословицами, присказками. Конечно, они нам не сообщают чего-то нового; даже если что-то мы не формулировали, то догадывались о том. Конечно, перенесенное на бумагу не сравнится с напевной речью Раисы Павловны, у кого-то вышибающей слезу, кого-то вгоняющей в транс. Конечно, вся любовь и строгость старообрядцев, суеверия и наставления объяснимы с сугубо материалистических позиций, социально-экономическими причинами, отдаленностью, суровостью климата и т.д., но, по-моему, нельзя не увидеть в этом что-то еще. Нечто большее.
– Всё, что рассказываю, сказывали мне удивительно добрые, светлые, умные люди, которые жили и живут в Уймонской долине.
<…> Нет перины, нет кровати, да мягки у нас полати. И там, на полатях, полно ребятишек. Много Бог детей дает, да лишних не посылает. Если ребеночку в животе у матери место нашлось, то на белом свете место ему подавно найдется. Ребеночек родился - он не замрёт, для него на белом свете всё готово: чем поить, чем кормить. Господь Бог дает на жизнь ребеночку. Дитя дает и долю ему дает.
Бабушки у зыбки разговаривали с детьми с самого их рождения, напевали колыбельные или духовные стихи. Ребенок привыкал к ласковой речи. И немного погодя уже пристраивался к песне и баюкал себя сам. Не от еды дитя растет, а от ласки. Любит шанюжка мазанье, а головушка глаженье. Гладили по голове и приговаривали: мальчик очень маленький, / мальчик очень славненький, / дорогая деточка, / золотая веточка, / трепетные рученьки / к голове закинуты, / в две широких стороны / словно крылья вскинуты, / дорогая деточка, / золотая веточка.
Меня очень занимал вопрос, почему старообрядцы так долго жили. Думаю, оттого, что жили они с молодыми, о стариках заботились, за ними ухаживали, хорошо кормили, их лечили, и главное - с ними считались, они чувствовали свою нужность, сопричастность. В семье они были нужны всем и каждому в отдельности. Бабушке только дедушка не внук.
Были женщины, которые, оставаясь одни после смерти мужа, переставали заботиться о себе. Приходишь к ним, спрашивают: то ли обед, милая моя, то ли ужин? А те бабушки, пусть одинокие, кто готовит себе первое, второе, третье, те живут до конца.
Ребенка воспитывала и вся семья, и община. Хошь узнать про детей, так спроси у людей. Если вдруг ребенок не очень хорошо ведет себя в деревне, то родителям сразу скажут: «Марья, у тебя Ванятка не здоровается с людьми». И Марья строго поговорит с Ваняткой.
Если оставался старик один, за бобыля хлопотала вся община. Скажут: «Ивановна, ты эту неделю за Ананьевной ходишь». И Ивановна бегом будет бегать, всё чисто вести, кормить, поить, ухаживать, уговаривать, успокаивать; помочь, поднести, подать, пожалеть, всё будет делать Ивановна для Ананьевны. Приготовь домашнюю пищу, а потом отдай ее нищему. Походила она, другая будет, третья, снова очередь доброй Ивановны подойдет, и она скажет мужу: «Ваньша ты, Ваньша, давай Ананьевну возьмем, пошто она одна мыкается-то?» И возьмут. И при такой большой семье и докормят, и допоят. Поверьте мне, так и было. Если остался ребенок сиротой, хоть русский, хоть алтаец, собиралась община, решала, кому отдать. У него, может, семейка во всю скамейку, но он возьмет, и выкормит, и выучит, и о неродном будут заботиться больше, чем о родных. Сирота в дом - счастье в дом. Что с нами сейчас стало? Почему мы такие черствые?! Всего у нас полно, и еды, и одежды. И живем мы хорошо. Нам и старики не нужны, даже их портреты мне отдают - знают, что сохраню.
Не бойся смерти, бойся старости. Придет старость, придет и слабость. Стар да мал - дважды глуп. Вот как они скажут. Если старик привередничает, надо подумать, что нелегко ему. Он не всегда таким был. Чем больше греха, тем умирать труднее.
Старых не обижайте, это и ваша старость. Мы не будем на вашем месте, а вы будете на нашем. Они так говорили. Да мы-то еще хуже будем! Если нечем помочь, скажи хоть ласковое слово. А если старый человек груб с вами, то и это прости. Это не от ума ведь, от старости и болезней.
Уважение к матери, отцу было безмерно. Отец сидел под образами, и про него говорили в доме: «Как Бог для людей, так отец для детей». Отца почитали, но: за отца отмолишься, а за мать поплатишься. Обидел отца, с Богом можно договориться, а вот уж обидел мать, с Богом не договоришься. Они рассказывают: мы при маме даже громко не говорили. А уж если кто не так скажет, она весь день проплачет, вся слезами изольется, а мы все ходим, прощения у нее просим.
Много слез на свете: вдовьи, сиротские, но нет дороже материнских слез. Всё, что ты плохо сделал для матери, не приходит сразу к тебе, походит сначала по жизни. Но те же обиды к тебе вернутся.
Материнская-то ладонь высоко поднимается, да не больно бьет. Материнская молитва со дна моря достанет. Материнский гнев - что весенний снег: много выпадает, да скоро тает. На хлеб да на детей недолго насердишься. Жена для совета, теща для привета, да нет милей родной мамоньки.
Жена плачёт - роса падет, сестра плачёт - ручей течет, а мать плачёт - река течет. Самые святые, самые горячие - материнские слезы. Варвара Игнатьевна говорила так: кто не почитает родителей и не будет за ними ухаживать, того потом, на Божьем суде, даже судить не будут.
Мои хорошие, даже если родители и не очень правы, промолчите вы, проскорбите, но не обижайте их. Никогда. Недавно вот записала: сын мать тридцать лет держал. Ходил за ней, ухаживал, и только подумал, что теперь-то, мать, с тобой рассчитался, как у него за плечами появился ангел. И говорит: «Никаких долгов ты не отдал. Вот как ты с лавки свалился, а мать тебя подхватила да обратно усадила, и не упал ты, не изувечился, вот только за это ты и рассчитался».
Уважали не только своих матерей - и родителей мужа, жены. Сижу со старенькой бабушкой - Мария Ивановна Тюленева, ей 92 годка, и спрашиваю: «Баба Маня, а правда, что ночна кукушка всё равно перекукует?» Она отвечает: «Перекукует-то перекукует, дак справедливо куковать-то надо. Вот ты сегодня несправедливо куковала, завтра. Муж поймет. Свекровь называли маменькой, свекра - тятенькой. Обидеть их было нельзя. И когда я спрашивала стариков, почему так уважительно относились к родителям мужа, они смотрели на меня с недоумением: да ты че, милая, понятно ведь, муж-то будет больше любить».
Прежде чем пойти по воду, молоденькая невестка должна была подойти к свекрови: «Мамонька, благослови по воду сходить». Та скажет: «Иди, доча, благословляю». А если без благословения, то строго спросит: «Ты далеко ли ходила?» У нас нельзя говорить «куда». Если пошел на охоту или рыбалку и спросят так, уж лучше вернуться, всё равно ничего не добудешь. Ты далеко-то ходила? По воду? Иди да вылей.
Между свекровью и невесткой устанавливались самые теплые отношения, они общались друг с другом, любили друг друга, уважали.
Я много разговариваю с людьми. Однажды пришел ко мне молодой человек, и, когда я говорила о матери, он прервал меня со слезами: «Мне-то что делать, меня мать с отчимом выгнали из дома, когда мне было всего 15 лет, я всего добился сам (а работал он инженером на крупном заводе в Новокузнецке), мать теперь больна онкологией, она просит у меня прощения, я сказал, что простил, но как же мне тяжело!» Я сказала: «Так ты, мой дорогой, беги скорей. Да падай ей в ноги, да проси у нее прощения. Как же ты жить-то будешь?» Он быстро встал, то ли отодвинул, то ли обнял меня, и, как бежал, крепко ударился головой. «Господи, - говорю, - теперь еще и голову разбил». А он обернулся и говорит: «Давно меня надо было по башке ударить. Хоть бы успеть».
Вот хоть бы успеть нам сказать ласковые слова. Они самому тебе ничего не стоят, а другому много дают. И если старенькие родители делают что-то не так, мыслят не так, не так говорят, промолчи, помогай, не осуждай.
Мои хорошие, тетка моя говорила: «Если бы дети так заботились о родителях, как родители о детях, - конца света никогда бы не было».
Нельзя при людях, а тем более при детях, ссориться. Из дома выметать сор. Если в деревне что-то узнают, скажут: «Ой, понесуха в доме-то у них». Понесуха - хуже, чем сплетница. Всё, что в доме, решали под одной крышей, а между мужем и женой под одной шубой. Муж с женой если и бранятся, то под одну шубу ложатся. Семьи были по 18-20 человек, 5-6 невесток в доме, нельзя было ссориться, говорили: не разжигай, туши, пока не разгорелось. Если одну невестку обидели, она никогда другой не скажет, никому не проговорится. Не проплачешься за столом - проплачешься за столбом. Скажет тихонько мужу. А мудрый муж не побежит разбираться, кто обидел его лапоньку. Представьте: сколько народу, не найти ни правого, ни виноватого. Скажет: «Ну да ладно тебе, потерпи, всё и ужамкается» 1 . Какие слова мне сказали: «Щиплет тебя - да не убивает же, не отвечай, не расстраивай себя, время покажет, кто есть кто, пусть лают - себе мотают. Говори вот так: «Как царь Давид был кроток да мудр, дай мне, Господи, кротости».
Рассказывают: пришла в дом молоденькая сноха, а старшие молодухи ее невзлюбили. Как выпадет ей варить, они по щепотке соли в варево бросят, и потом все ворчат на молодуху. Расстраивается она: как же так? И вот сели они как-то за стол, опять ворчат: пересолено. Девка на слезах уже. Тогда старый-старый дедка кряхтел-кряхтел на печи да не выдержал, слез оттуда. Подошел к шестку да всю солонку в чугунок высыпал и проговорил: «Все посолили, а я ишшо нет!» - И все обиды враз кончились.
Когда собирался жениться сын, очень переживала вся семья. Смотрели по родне. Говорили так: «Берешь дочь - смотри мать». Проглядывали до седьмого колена. Сводил наставник. Разводиться было нельзя. Если на том настаивал муж, отлучали от общины всю его семью, если жена - ее семью. Говорил наставник: «Я Богом не играю, не я вас свел, а Господь». Ну вот, не дай Бог, попалась стропотливая 2 жена, то говорили: как же он с ней будет, железо уваришь, а злой жены не уговоришь. Лучше хлеб есть с водой, чем жить со злой женой. Так проговорят. Или: плоху квашню не перепечешь - худу бабу не переделаешь. А Зинаида Ефремовна, ей уж тоже 90 годков, говорила мне: «Первый муж от Бога, его даже ругать нельзя. Нельзя от него таиться, черно-бело - всё с мужем оговаривать надо. Беречь своего родного мужа; как ты его поставишь, так и в доме, и в деревне с ним будут считаться».
Ничего не помогает, так расскажут притчу. Жили-были муж да жена. И хорошо бы они жили, да жена угодила поперешная. Всё наперекор. Назло мужу сяду в лужу. Замучился мужик. Скажет: брито. А жена: стрижено. Он: стрижено. Она: брито. Ни уговорить, ни убаить. Как-то надо им было перейти через канавку 3 . Не перепрыгнуть, не перебрести. Мужик перекинул через канавку жердочку. Сам перешел и жене наказывает: не крутись, не пялься, иди тихонько! Упадешь ведь и утонешь! Но она же поперешная. Как давай она крутиться, как давай она вертеться! Бултых в воду… и утонула.
Заплакал мужик, жалко жену. Пошел искать ее вверх по речке. Люди спрашивают: пошто плачешь? Отвечает: жена утонула. Так ты пошто, говорят, вверх идешь, вниз по канавке иди, ее же течением понесло. Нет, отвечает мужик, вы моей жены не знаете. Она поперешная. Уж она непременно вверх поплывет.
И обязательно невестка, которая дорожит своим авторитетом, задумается.
Одна бабушка мне рассказывала. Дедка Анфилофий наказал моему брату: если невеста тебе хоть одним делом не поглянется, не бери ее. И вот он приехал сватать, невеста очень понравилась, всем хороша. А как щепки щипала - не по-нравилось. И не стал он брать ее и ни разу о том не пожалел.
Все пословицы, поговорки, сказки, легенды, что записываю, в основном про женщин и для них. Про мужиков есть, но мало. Потому что мир в семье женой держится.
Говорят: учи детей без людей. Не будут делать замечание, когда люди вокруг. Если видят, что сын не совсем по-доброму относится к своей жене, они его прижмут возле амбарчика - тятенька, дедонька, бабонька тут же идет с батожком: говорит, я вам подсоблю. И спросят: у тебя пошто Аксинья плакала? Ишь ты, Ваньша, какой - у худого мужа жена всегда дура! Вот как они скажут. Жена мужу не прислуга, а подруга; родители берегут дочь до венца, а муж - до конца. Не та счастлива, что у отца, а та, что у мужа. Бабонька скажет: смотри мне! И не потому, что он бабонькиного костыля боится, а потому, что ее уважает и его авторитет парню дорог, он подумает, стоит ли так себя вести.
А вообще лучше ногой запнуться, чем языком. Прибереги язык в беседе, а сердце в гневе. Не то мудрено, что переговорено, а то, что не договорено. Вот так надо жить. Все, что я знаю, мои дорогие, это не я, это они мне рассказывали. Прихожу к ним, бывает, избушка ну совсем заваливается. Думаю: Господи, хоть бы бабушку не задавило, а она: «Я, милая моя, хорошо живу, избушка хоть и худенька, да своя. Дождем меня не мочит, огнем не жжет». Я говорю: «Как у тебя здоровье-то?» Сегодня, отвечает, хуже, чем было вчера, так ведь лучше, чем будет завтра. Я говорю: «Одна живешь, тяжело поди». Она: «Я не одна, я с Богом живу».
Не устаю удивляться мудрости, поэтичности этого народа. Прихожу к бабушке, старенькой совсем, седенькой. Говорит: «Вот ты погляди, у меня соседи, я с ними ругалась, бранилась, они меня обижали, я на них жаловалась. А теперь вот я поняла, вспомнила, что мне мама говорила: «С соседом не бранись, пойдешь к нему не за мукой, так за золой». И стала я их привечать: то пирожок дам, то поговорю. Ты, погляди-ка, милая моя, какие люди хорошие! Они мне вон забор исправили, они мне поленницу сложили, они мне дрова раскололи».
Они люди незлобливые, простодушные, умеют подтрунить друг над другом. На неудачную шутку скажут: иди в овин, да шути там один. Вот еще как выговаривают: у Фили пили, Филю же побили. И шила, и мыла, вязала и катала, да всё языком. Знаю, что вру, да уняться не могу. Нет баушки - купил бы, есть баушка - убил бы. На вопрос: а ты че, меня не узнала? - покачает головой и скажет: я пошто тебя не узнала? Я бы тебя не узнала, так залаяла.
<…> Усмиряй свою гордыню, усмиряй, не будь ты выше, чем другие, уважай людей, уважай сам себя, так и люди уважат тебя. Гордиться ничем нельзя. Сделал добро и погордился - вот и нет добра. Подаешь - так надо так подавать, чтобы не видно было в руках, что подаешь, и чтобы твоя левая рука не знала, что дала правая.
Если кто с кем поругался, грех на том, кто не простил.
Где человека осуждают - вставай и уходи. И никого не слушай. Судить, оговаривать - грех. Осторожно надо с человеком. Бог - главный судья. Обижают тебя, а ты делай добро. Мама всё говорила: «Тебя обидели - они тебе зло, а ты им благо». Я пока молода была, то думала: но с чего же это? А сама-то как повзрослела, так и поняла: он тебя обижает, а потом к тебе же и тянется.
В тебя плюют, а ты улыбайся, знай своих врагов в лицо, да отплачивай им добром. Помолись на восток да пожелай им добра-здоровья, злата-серебра. Вот когда короба их наполнятся, они про тебя забудут, и ты будешь жить в мире и здравии. Идут Господь Бог и апостолы по земле. Много у них работы: кому помочь, кому посоветовать. Мужик их жалеет: милы вы мои, ни отдыха у вас, ни праздника. Апостолы: нет, есть у нас праздник. Вот когда невиноватый у виноватого прощения попросит - то и есть апостольский праздник.
Варвара Герасимовна Чернова говорила: гордый не спасется. Пусть даже ты и нажил богатство не своим трудом, так делай благо другим, и Господь спасет твою душу. Ведь богатство от Бога, а если людям нет от тебя никакой помощи, Бог отступится от тебя. Вруны, лжеклятвенники не спасутся. Напраслина на человека - большой грех. А на кого возводят напраслину - надо достойно перенести. Человек грешит, ты видишь, а назавтра ты его грехи забудь. Свои грехи, о них и думай. Если обида - надо сократиться 4 и помнить: лишнее слово досаду приносит. Чем больше злишься, тем больше хочется.
Молиться надо за людей и за себя. Я хочу всем делать добро, а молода - тоже была не подарок. Добро. В чем оно? Да вот Виктор мостик через речку для людей сделал, это и есть добро.
Придет такое время, когда не заступятся за тебя ни мать, ни отец, ни брат, ни сестра, заступятся одни только добрые дела.
Надо самим трудиться, и дети, чтобы трудились. За подол еще мамкин держится, а уже чтобы титьку коровью тянула. Парнишку с младых лет на лошадь садить и не пугаться, что убьет. Мужиком чтобы себя чувствовал.
Как же хорошо жить, когда есть кому-то что-то дать. Вот, мои хорошие.
* * *
Вместо послесловия рядовые происшествия сегодняшней России. Прокуратура Красноярского края направила в суд уголовное дело 33-летней Алены С., жительницы поселка Тинской Нижнеингашского района: пьяная, после ссоры со свекровью она сожгла в печи семимесячную дочь Софью - та раздражала мать своим плачем. Аналогичные происшествия - матери сжигают своих детей в печах - произошли в Тверской, Амурской, Кемеровской областях, в Коми. В Якутии бабушку раздражал плач семимесячной внучки, и она ее сожгла в печи. В Бурятии отец сжег годовалого сына, второго сына из печи успела вытащить мать. В Хакасии отец пытался сжечь пятимесячного сына, ребенка вынули из печи и чудом выходили. В селе Катунское Смоленского района Алтайского края женщины сожгли заживо в печи годовалого ребенка: он мешал пятерым селянкам выпивать. В Республике Алтай, близ Телецкого озера, двухнедельную девочку сжег в печи родной дядя, житель села Коо Улаганского района.
1
Успокойся.
2 Вредная.
3 Небольшая речка.
4 Смириться.
В глухих таежных уголках Рудного Алтая, в окрестностях Риддера (Восточно-Казахстанская область), все еще живут . Эти люди не пользуются благами цивилизации, отвергают мобильную связь и интернет. Историю первых поселенцев этих мест бережно хранят в городском историко-краеведческом музее Риддера и локальных старообрядческих музеях в кержацких деревнях и селах небольшого региона. По данным хранителя фонда музея Риддера Галины Полтораниной , первая волна поселенцев появилась здесь не так давно, в конце XVII века.
«Первыми поселенцами здесь были крестьяне-староверы. Попали они сюда не по доброй воле, а после раскола Русской православной церкви при патриархе Никоне и царе Алексее Михайловиче. Из-за церковных и политических разногласий старообрядцы подвергались гонениям. Им призывали обрезать уши, чтобы они не могли слышать, и вырывать языки, чтобы они не могли агитировать за старую веру. Поэтому они бежали в далекие необжитые края. Попав сюда, старообрядцы были поражены. В реках кишмя кишела рыба, леса были полны зверя. Было очень много промысловой птицы, кроме того, они увидели выходящие на поверхность руды цветных и драгоценных металлов. Суровые, молчаливые, но работящие люди постепенно стали покорять этот богатый и суровый, безлюдный таежный край. Их не забирали в рекруты, они не платили налоги. Это было как государство в государстве. Проживая в этих деревнях, они больше чем на столетие законсервировали свои устои и культуру. Это было до самого прихода Советской власти !», — рассказывает она.
Позже эти земли стали называть Беловодьем , отождествляя вольный, лишенный правительственного надзора край с мифической страной из чрезвычайно распространенной среди старообрядцев утопической легенды, где они имеют свои церкви, в которых богослужение идет по старым книгам, таинства крещения и брака совершаются по солнцу, за царя не молятся, крестятся двумя перстами.
Удивительно, но этот богатый рудами, плодородной землей, рыбой и зверем край был практически не заселен. Несмотря на найденные древние выработки, следов дальнейшего присутствия здесь людей археологи не обнаружили. Складывается впечатление, что жители Рудного Алтая покинули свою землю больше тысячи лет назад, но на их место никто не пришел. Причины этого неизвестны. Легенд среди населения много, в том числе присутствует история о могиле Чингисхана, но ни одна из них научно не подтверждена. Местные историки называют древних жителей «чудью белоглазой », но это не совсем верный термин, и пошел он от книги Рериха «Сердце Азии ». В ней он описал свою встречу со старовером в Алтайском Крае, который отвел его на холм погребений и передал одну из легенд:
Вот здесь и ушла Чудь под землю. Когда Белый царь пришел Алтай воевать и как зацвела белая береза в нашем краю, так и не захотела Чудь остаться под Белым царем. Ушла Чудь под землю и завалила проходы каменьями. Сами можете видеть их бывшие входы. Только не навсегда ушла Чудь. Когда вернется счастливое время и придут люди из Беловодья и дадут всему народу великую науку, тогда придет опять Чудь, со всеми добытыми сокровищами.
Первые поселенцы основали несколько деревень, но массовое переселение людей старой веры было стимулировано императрицей Екатериной II. Расселение происходило небольшими заимками, представляющими собой хозяйственный комплекс одной или двух родственных семей. Они получили названия по фамилиям первых поселенцев, пришедших на Убу еще при крепостном праве.
«Староверческое население формировалось в несколько потоков. Первый поток пошел с момента никонианской реформы, с момента гонений, это XVII век. Они шли по рекам туда, где их не могло достать государство. Это очень маленькая волна. Жили здесь в основном семьями и не держали никакой связи с внешним миром. Вторая волна пришла по указу Екатерины II: старообрядцы, которые бежали на территорию Польши, переселялись сюда добровольно, для того чтобы осваивать пустой край. Они освобождались от службы, различных повинностей, им давали земли столько, сколько они в состоянии были обработать. Это уже 1747 год. Потом был повторный указ о массовом переселении. Уже с прицелом на то, чтобы старообрядцы поставляли провизию для работников открытых здесь в конце XVIII века рудников полиметаллических и драгоценных руд. К моменту основания Риддерского рудника, вокруг него было больше двух десятков староверческих деревень. В них жили представители как поповских, так и беспоповских согласий, стариковцы и поморцы. Некоторые из них сохранились и поныне, но истинных старообрядцев, которые бы придерживались всех заповедей, в них уже не найти — слишком глубоко проникла цивилизация », — поведала экскурсовод Елена Путинцева .
В местных музеях довольно неплохие старообрядческие экспозиции. Потомки староверов, решившие переехать в город, до сих пор несут сюда старинные вещи и семейные фотографии, чтобы их память не канула в Лету.
Жили поселенцы большими семьями по 20-30 человек, объединявшими три поколения. Все беспрекословно подчинялись главе дома — большаку, как правило, старшему мужчине. Обязанности по ведению хозяйства и домашние хлопоты делилась между всеми трудоспособными, начиная с детей. Такая семья была самостоятельной экономической единицей, способной обеспечить себя всем необходимым. Мир и покой в доме держались не на страхе — на любви и уважении.
Основой этого благополучия было крепкое материальное положение местных крестьян: их трудолюбие удачно сочеталось с природным богатством края, что и обеспечивало безбедную жизнь. Исследователи удивлялись их целомудрию, уму, закалке и приверженности к своей вере. Они старались не разговаривать с посторонними и ограничивали общение до минимума.
Когда же были вынуждены приезжать в города или деревни на продажу своего меда, пушнины и зерна, были немногословны, а по возвращению домой накладывали на себя епитимью. Били 1000 поклонов или читали такое же количество молитв. Старообрядцам запрещалось пить алкогольные напитки, курить, стричь бороду. Самой большой ценностью в семье считалась молитвенная книга, отпечатанная на старославянском языке. Научные экспедиции в эти края больше не проводят. Лишь энтузиасты совершают вылазки в попытке узнать историю родного края. Им открывается неприглядная картина.
Большинство старообрядческих поселений в тайге близ Риддера уже давно заброшено. Как ни старались кержаки ограничить контакт с внешним миром, во времена советской власти им приходилось отдавать детей на учебу в школы-интернаты, и многие уже не возвращались к своим истокам. Практически забыты уникальные ремесла. На весь регион остался лишь один умелец, изготавливающий староверческие сапоги — бутылы, и у него нет учеников.
Заброшенные церкви все еще можно увидеть, их не растаскивают местные жители. Безмолвные свидетели того, как цивилизация победила староверов: современные настенные календари в полусгнивших бревенчатых срубах, крашеные окна, ржавые тракторы. На сегодняшний день истинных староверов, придерживающихся всех устоев, здесь не осталось вообще.
В глубине тайги осталось несколько заимок, где полностью отсутствует электричество, нет интернета и мобильной связи. Здесь живут натуральным хозяйством и на стол ставят только свое. Основной доход — пушной зверь и пасеки. Мед таежные жители продают в Риддере. Здесь же большинство из них имеет и квартиры, и официальную прописку.
«Они хорошо знают, как вести хозяйство в тайге, у них там есть скот и пасеки, они выезжают на охоту. Они не отрекаются от технического прогресса, с удовольствием покупают то, что пригождается им в хозяйстве. Машины, квадроциклы, тяжелую технику. То есть они признают научный прогресс и идут с ним в ногу. Единственное, что осталось староверческое, — это, наверное, их жизненные устои, принципы формирования семьи, мироощущение и взаимоотношения с Богом », — говорит краевед Елена Лямкина .
К сожалению, придерживающиеся этих принципов таежные жители все так же скупо идут на контакт и долго присматриваются к новым людям, прежде чем согласиться на разговор. Поэтому повествование от первого лица пока остается под вопросом.
———————————
